«Тире-тире-тире», – гремели длинные гудки в трубке.
И эта жуткая из-за однообразия мелодия повторялась вновь и вновь – потому что Любавин каждый день в течение месяца набирал уже выученный наизусть номер. Но к телефону так никто и не подошел. Последняя ниточка, связывающая его с Олей, оборвалась.Навсегда.
Он попытался спрятаться в работе. Посидев в академическом институте, ушел преподавать. В этой части биографии ему повезло больше. И даже, когда в 80-х жизнь большинства сограждан обнулилась и люди, занимающиеся наукой, вдруг «переехали» в категорию малообеспеченных, ему не нужно было метаться в поисках прилично оплачиваемой работы. Любавин благополучно проедал то, что досталось ему от папы с мамой. Сдавал состоятельным новорусским дачникам кирпичный коттедж (родители, уйдя на заслуженный отдых и перед тем, как отправились в мир иной, успели построить достойный домик), распродавал привезенный ими же из-за границы антиквариат. Когда закончились модные лампы и статуэтки, взялся за старинные книги, которые нынче хорошо раскупаются богатыми коллекционерами. Расставаться с раритетами было не жалко: наследников у него в любом случае нет, завещать богатство некому.
Год назад он выставил на продажу в Интернете первое собрание сочинений Пушкина. Буквально сразу нашелся покупатель. Павел предварительно перенес все книжки с полки на стол. Чтобы пролистнуть каждый том. Он аккуратный человек и знает свою дурную манеру, перешедшую к нему от родителей: как и они, он любил «забывать» между страницами старые письма, открытки, записки, квитанции. Неприятно сознавать, что кто-то чужой обнаружит свидетельства твоей жизни, твои сокровенные мысли. Поэтому лучше найти их прежде самому.
За много лет Пушкину «доверили» свои тайны не только мама и папа, но даже дед: попалась на глаза пожелтевшая открытка из Крыма. А из одного тома на стол неожиданно выпал конверт. Павел достал сложенный вдвое тетрадочный листок, заполненный двенадцатью короткими строчками:
«Я сгораю, высыхаю, растворяюсь, опадаю.
Я крошусь, я разбиваюсь, истончаюсь, измельчаюсь.
Я прошу - меня не просят. Я кричу - меня не слышат…»
Это же те самые стихи, которые ему посвятила Оля! А он считал, что листок давно потерян, а, оказывается, следуя своей привычке «ничего не выбрасывать», он машинально спрятал его в один из томиков!
Листок обжигал пальцы. Все эти годы он пытался избавиться от воспоминаний, но они настойчиво настигали его вновь и вновь. Павел вложил стихи обратно в конверт, схватил первую попавшуюся книгу с полки и спрятал листок туда. Принес сумку, смахнул в нее Пушкина и отправился на встречу с покупателем.
И сейчас он сидел на полу и оплакивал пропавшее колечко – он ведь столько лет его хранил, а сегодня потерял. «Но у меня же еще есть стихи!» - Любавин вспомнил историю годичной давности. Он легко встал, подошел к полке: книжки стояли, тесно вжавшись друг в друга. В которую же из них он спрятал заветный листок? Нет, не помнит. Но он обязан найти! И Павел стал хватать тома один за другим, перелистывать страницы и сбрасывать на пол. Долго не находя то, что искал, он выл, он кричал, он плакал. Книги были старые, страницы не хотели переворачиваться. И из тома, который он уже просмотрел и отбросил, при ударе неожиданно выглянул краешек незамеченного конверта. Павел дрожащими руками развернул письмо – вдруг буквы по какому-то безумному стечению обстоятельств исчезли?! Но они были на месте и Любавин, пробегая глазами по двенадцати строчкам, повторял выученные давно слова:
«... Нет надежды. И не будет
... Нет мечты. Ее не будет.
... Нет любви. Ее не будет».
ЧЕМ хорош мобильный телефон: если хочешь спрятаться от всего света, нужно лишь закинуть аппарат в дальний угол и сразу окажешься в зоне недоступности. Что и сделала Лиза. Она искала возможность скрыться не только от людей, но, прежде всего, от своих мыслей. Говорят, если руки заняты, голова не так донимает. Поэтому, выключив телефон, Лиза практически переселилась в оранжерею. Она возилась там целыми днями. Просматривала файлы, притащив ноутбук – свою большую записную книжку, в которой хранила собиравшуюся годами информацию о растениях. Раскладывала на полках инструменты, садовую утварь. Либо драила до блеска лабораторную посуду, комбинировала подкормку.
Раз – она поставила на стол очередной глиняный горшок… «Ну, скажите, почему Павел так несправедливо, так гадко поступил с Ольгушкой?»
Два – Лиза с силой воткнула маленькую лопатку и стала рыхлить землю… «Или вот еще вопрос: почему ее родная мама оказалась столь равнодушной, оставила крошечную дочку на попечении по сути чужого человека?»
Три – Стражникова схватила зеленый колючий шарик и плюхнула его в подготовленную ямку… «А Алена – тоже хороша. Я боготворила эту женщину, а она даже не соизволила рассказать правду. Которая, как известно, любит в самый неожиданный момент вылезать наружу, и если ты к этому не готов, может ударить очень больно! Как же мне больно!»
Вопросы повисают в воздухе как воздушные шарики: кому их задать? Некому: ни Ольгушки, ни Алены уже нет в живых. Остался Павел, но после того, как Лиза его увидела, можно считать, что и этого человека для нее не существует.
Она схватила горшок, собираясь подыскать подходящее место на полке, и поняла, что зря старалась отвлечься от мыслей: только что высаженный несчастный кактус торчал в глиняной посудине… вверх ногами.
Лиза разозлилась, размахнулась и швырнула результат получасового труда об стенку.
… Вокруг полный вакуум. Правда, есть Илья. Но теперь, когда все раскрылось, он будет ненавидеть ее. Как и Ольгушка-старшая, он наверняка уверен, что именно Лиза виновна в смерти его сестры. Значит, им с Ильей лучше больше не встречаться.
И не надо! Жила же она до недавнего времени, не зная ничего об отце, думая, что ее настоящая мама – Алена, и о существовании Ильи до начала лета ничего не знала.
…Да, она составила специальную программу переустройства себя, хотела перемен. Но не таких же!
Накануне вечером примчалась встревоженная Сырникова. Верная подруга была уверена, что Лиза, если не звонит, значит, потеряла телефон. Другого объяснения Ася придумать не могла. Потому что у нее самой целых два мобильника. Один телефон для деловых контактов, другой - для личных. Она даже умудряется говорить по двум трубкам одновременно, наклоняя голову то к правому плечу, то к левому. И главная проблема заключается в том, чтобы не перепутать, какой аппарат для кого. Представляете, что подумал бы клиент, собравшийся заказать цветы, если бы услышал в трубке асино мурлыканье, похожее на львиный рык: «Ко-о-тик!» Чтобы не возникало подобных щекотливых ситуаций, трубки Сырникова особым образом пометила. На панель одной приклеила красное сердечко, на другой – букву «Д» (деловой). Но пикантные моменты тем не менее периодически возникали. Например, в вечернем полутемье кафе, куда хозяйка телефонов заглядывала постоянно, разглядеть или прощупать наклейку невозможно. Казалось бы, самый простой выход - купить агрегат с несколькими линиями. И включать по очереди то одного собеседника, то другого. Но Ася считала, что две трубки экономят время, ведь никто никого не ждет, а во-вторых,… так еще больше запутаешься. Словом, находящаяся постоянно - днем и ночью, на работе и в машине, в раздевалке спортивного клуба или в зале кинотеатра - на связи со всем миром и со всеми его обитателями, Ася ни за что бы не поверила, что мобильник можно элементарно взять и выключить. Она наверняка даже и не подозревала, что в аппарате есть такая функция. Поэтому купила и привезла подруге новый телефон.
