— Люся, а ты веришь в бога? — зачем-то спросил он. Девочка нахмурилась.
— К чему это? — откликнулась она, — когда-то верила.
— Тебе знакомы какие-нибудь заповеди?
— Ты говоришь о религии со всеми женщинами, которых собирался трахнуть? — огрызнулась она вместо ответа и эти слова ужалили его в и без того израненную душу.
— Нет, мне просто интересно, слышала ли ты что-нибудь о прощении.
Она оставила его слова без внимания и ушла в коридор, принялась неторопливо одевать обувь. Кир догнал ее и оперся на дверной косяк. Ноги у него подкашивались, голова гудела.
Люся одела пальто и остановилась, внимательно глядя ему в глаза полным боли, отчаяния и ненависти взглядом. Серые волны океана в ее глазах вздымались в высь, желая раздавить и утопить в своей глубине любой попавшийся им хрупкий кораблик.
— После того, как ты угробил мою сестру, в моей жизни не осталось никакого смысла, — совсем тихо проговорила она, — кроме мести. И я буду мстить до последнего. Последнего вздоха. Твоего, — она сама справилась с замками и, не сказав более ничего ушла.
Кир сполз вниз, понимая, что у него нет сил, чтобы бежать следом, чтобы возражать ей что-то или пытаться убедить в том, что вместе со смертью Наташи ее жизнь не закончилась.
Если она так хочет его смерти, то она ее получит.
Люся спустилась на несколько пролетов вниз и только там разрешила себе заплакать. Боль разрывала ее изнутри, отвращение к себе душило и требовало уничтожить заодно и себя. К горлу подкатывались приступы тошноты и все плыло у нее перед глазами.
Она опустилась на колени и сжавшись в комок забилась в беззвучных рыданиях, как будто у нее был приступ астмы и ей не хватало воздуха.
— Эй, — кто-то тронул ее за плечо и она вздрогнула, подняла голову и увидела перед собой Юлю, на лице ее было написано деланное беспокойство.
— Ты чего ревешь? — дружелюбно спросила она.
— Ничего, — агрессивно отмахнулась Люся, ей меньше всего на свете хотелось откровенничать с ней, но уже поздно было о чем-либо жалеть. Юля хотела услышать от нее откровения и протянула ей только что зажженную сигарету.
— Покури, легче будет, — сказала она, Люся кивнула и неумело затянулась горьким дымом с непривычным запахом вишни. С непривычки она закашлялась, глаза заслезились еще больше, и она вернула сигарету девушке.
— Ну как? — с трудом сдерживая свое любопытство, спросила Юля и жадно затянулась сама. Ей очень хотелось услышать о том, что происходило в квартире номер двадцать, пока она сидела в подъезде и ждала Люсю, но девочка не спешила делиться с ней подробностями, которых ей так хотелось.
— У меня ничего не вышло, — после очень долгой паузы, пока она плакала и пыталась успокоиться, ответила Люся охрипшим от слез голосом.
— Как не вышло? — изумилась Юля, — как такое может быть?
— Не знаю! — сорвалась на крик Люся. Юля испугалась, что кто-нибудь может их здесь увидеть и поспешила вывести свою недавно обретенную подругу на улицу и усадить на засыпанную снегом лавочку. Если Кир сейчас куда-нибудь соберется и увидит их вместе, он, конечно же, поймет, что гениальный план посетил вовсе не Люсину светлую голову. Да и Люсе лучше не знать о том, что Юля знакома с ним. И тем более, лучше не знать при каких обстоятельствах они знакомились и какие их связывали отношения.
— Глупая была затея, — вздохнула Юля и протянула Люсе сигарету, на этот раз та не отказалась, хотя курить она не умела. Она смущенно вертела пачку в пальцах, не решаясь вернуть ее. Юлю порядком забавляла эта девочка — ее невинность и непросвещённость. Человек, в пятнадцать лет еще не пробовавший курить, казался Юле каким-то фантастическим существом.
— Нет. Это я все провалила, — возразила Люся, поперхнулась дымом и снова начала плакать, — или он. Если бы он повел себя иначе, все было получилось! Ненавижу его. Тварь…
Юля попыталась понять, что за чувства вложены в эти слова, но у нее не получилось. Серые прозрачные глаза ее собеседницы, напоминали океан. И его ледяные волны слишком хорошо хранили секреты, а в том, что у нее есть секреты, Юля не сомневалась не на минуту. Она была убеждена в том, что такая отчаянная безрассудная ненависть напоминает такую же отчаянную и безрассудную страсть.
Но к ней никто никогда не испытывал не первого ни второго.
— Пойдем выпьем чего-нибудь? — предложила она, чувствуя потребность залить чем-нибудь свое горе и выговориться.
— Нет, — возразила Люся, — если я что-нибудь еще выпью меня стошнит.
— Какое хрупкое создание, — усмехнулась Юля и встала с лавочки, — ладно. Я пойду поищу себе собутыльника, бывай, подруга. Рада была знакомству.
— А сигареты? — растерялась Люся.
— Оставь себе.
Люся проследила за ней взглядом, продолжая курить, хотя это не приносило ей успокоения и не доставляло удовольствия. Она смотрела пустыми остекленевшими глазами на снег и сияющие небеса, которые так и звали ее к себе. Они издевались над ней, потому что ее туда не возьмут, она слишком вывалялась в грязи, ей теперь не смыть с себя его мерзкие прикосновения.
Эту грязь смоет только смерть. Ничего… Осталось совсем немного.
— А тебя я заберу с собой… — прошептала девочка, подняв глаза к последнему этажу дома, хотя она знала, что его окна выходят в другую сторону. На запад. На залив, в котором бы так хорошо было бы утопиться…
Именно так она и поступит, как только отомстит. За Наташу и… за себя.
С уходом Люси в квартире снова воцарилась тишина. Она пролилась как река и затопила собой каждый угол, каждый сантиметр пространства и теперь мелодично звенела и переливалась тысячей оттенков боли. Кир слушал ее и ждал возвращения Люси. Он был уверен в том, что когда он откроет дверь в следующий раз, она влетит в прихожую с большим ножом, топором или чем-нибудь в этом духе. Он ждал этого момента с нетерпением, ему порядком надоело сидеть и напиваться в одиночестве, пытаясь угомонить полыхающую внутри боль. Сейчас он готов был понять своего отца, если бы только не презирал его так сильно после всего, что он сделал.
Тишина рассыпалась на тысячу осколков, когда кто-то позвонил в дверь. Люся? — с надеждой подумал Кир и быстро, насколько позволяли заплетающиеся ноги, отправился открывать. На пороге стоял Владимир. Без Тани.
— Где Таня? — разочарованно спросил Кир, борясь с желанием захлопнуть дверь у друга перед носом.
Вовочка. Правильный и любимый всеми мальчик с большим добрым сердцем, который заботился обо всех о ком только можно — о бездомных собачках-кошечках, обижаемых в школе детях и о нем. С той самой первой встречи, когда их отцы чуть не убили друг друга, он решил, что Кир хоть и старше, но ничуть не самостоятельнее. Сейчас он сомневался в том, что это была дружба, а не жалость к сыну алкоголика, который всегда ходил в синяках и ссадинах. Или раскаяние отца Владимира за то, что увел у Андрея любимую женщину? Пытался увести. Лучше бы он ее увел! Она хотя бы была жива.
