— Тоже мне Рики Мартин выискался. Охолонь. А вы марш в комнату. — Оглянулся он на девчат.
Девчонки, схватив сковороду и кастрюльку с плиты — исчезли.
— Совсем подурел, да? — макал капитана не жалея воды и его Богуш.
— Пусти, майор, мне всё равно, я не могу без неё.
— Ну ты хватил, капитан, мало ли я без кого не могу, вдруг мне Софи Лорен спать не даёт, что делать предлагаешь, повеситься, застрелиться, выкрасть её… Пришёл в себя и топай к себе на хауз. Топай, топай и, чтоб я тебя здесь не видел больше.
— А колбаснику можно?
— И он ей на фиг не нужен… Молодая она ещё и взрослеть не собирается в ближайшем будущем.
— Что я ей сделал? — трезвея забеспокоился слушатель.
— Сейчас пойду, узнаю. А ты будь добр, исчезни отсюда, чтоб не будоражить начальство и народ.
— Ужас, правда? Она ж цветочек.
— Дошло. Катись к едрени фени и такой матери по — добру, по-здорову.
Когда Богуш заглянул в пятую, то девчонки встретили его притихшие. Маринка была уже умытая от слёз и в спортивном костюме. Он поморщился: костюм всё-таки розовый. Они внимательно наблюдали за курсовым, не решаясь ужинать.
— Ешьте, не говейте, но и рассказывайте в перерывах при перемалывании челюстями пищи. Крокодил от удовольствия глаза закрывает, а вы смотрите на меня не мигая.
— Так подавиться можно, — пробурчала Лена, — мы никогда не врём.
— Переживёте. Так я слушаю, не забывайтесь. А то вы всё в рот бросаете и молчите. Что за антифанклуб у вас организовался?
— Садитесь-ка и вы с нами, а то как-то не по-человечески. Мы жуём, вы нам в рот смотрите.
Лена в темпе поставила ещё одну тарелку и положила на краешек вилку.
— Зубы не заговаривайте, я слушаю.
— Одно другому не мешает, — улыбнулась я. — Собственно и рассказывать-то нечего. Марина сегодня дежурная по кухне, её очередь готовить, — разъяснила она на правах причастной к инциденту на непонимание ситуации курсовым. — Жарит себе там. Мы тут сидим. Вдруг прибегает дежурная от тумбочки и кричит, что слушатель к Марине пристаёт. Я девчонкам велела оставаться на месте. Всё равно от них толку, как от козла молока, а сама на кухню. Остальное вы видели и поучаствовали.
Я замолчала, отхлебнула чай, а потом, спохватившись, толкнула, как бы невзначай Вику.
— Понятно. — Кинул в рот пару печенюшек протянул майор, стрельнув глазами на Маринку. Та, ковыряясь в тарелке, сидела пунцовая, губы подрагивали. Оно и объяснимо, кривила обида. Но вот что ему там понятно, это вопрос. Рассматривает её будто преступницу. А разве она виновата. Родилась красивой, ну и что. Вот ведь свет устроен. Одни вымаливают у бога красоту. Другие не знают куда от неё деваться.
— Вы сегодня здесь с ночёвкой? — отправив в рот сосиску и захрустев салатиком из капустки, поинтересовалась Вика. До чаю, она пока ещё не добралась.
— А что такое? — моментом напрягся он.
— Я к тому, что этот субъект, в скором времени, пожалует, надо думать. Не грех покараулить.
— Польщён доверием, но… — Решил поломаться курсовой.
Не успел он договорить, как в дверь постучали.
— О, мабуть то и оно! — хихикнула Наташа.
Богуш, обведя их взглядом, поднялся и открыл дверь. Там действительно стоял Ромео. Курсовой крякнув закрыв за собой плотно дверь и взяв парня за грудки тряханул.
— Ну сколько можно. Ты чего нарываешься. Я ж попросил — исчезни.
— Извиниться хочу.
— Завтра, а сегодня сгинь. Как человека прошу. Настрочу рапорт, обижаться будешь. Карьеру сломаю. Но, похоже, у меня нет выхода. Ты хорошее не понимаешь.
— Разреши, майор?
— Ты ведёшь себя, как слон в посудной лавке. Пошёл прочь с моих глаз.
Вернувшись, он доел ужин, выпил чай и посматривая на них молчал. Плохо, что нет взводного. Он сам его отпустил на два дня отдохнуть от этого дурдома. Из этого положения нет выхода или есть… Припечатав взглядом раскрасневшуюся Маринку он велел ей собираться.
— И поторопись.
— Куда? — не поняла Марина.
— Вещи оставь. Можешь прямо так. Со мной поедешь. Девчонки правы, он не отстанет. Жаль ломать ему жизнь. Осталось доучиться то всего ничего. Увидит, что я тебя забрал и отвалит.
Девчонкам показалось, он смотрел открыто и дружелюбно, искренне готовый ей помочь.
— Надоело всё! — пробормотала она. — И учёба эта дурацкая и идиоты.
Однако, сунув ноги в ботинки и накинув куртку, потопала за ним. Так и есть, слушатель топтался внизу трепля нервы дежурному. Точно такой же, как и он слушатель, пытался отправить его восвояси. Уловив тот момент, когда Богуш вёл Марину к своей машине, он рванул следом.
— Майор, куда?
— Домой. Она моя жена. — Весело заявил Богуш, потерявшему дар речи парню.
Это простое решение вопроса пришло ему только что. И он с ходу провёл его в жизнь. Всё, больше Ромео не сунется. Один нокаутирован. А вскоре уедет по распределению и забудет эту историю. Машина катила по ночной улице, оставив далеко позади себя обескураженного парня. Какой сюжет. Какая ирония! Маринка смеялась в кулачок.
— Ты чего угораешь? — не выдержав её хихиканья обернулся курсовой. — Теперь он заживёт без надрыва.
— Не могу забыть его лицо. Ой, умора! — её смеющиеся глаза потеплели.
— Глупенькая ты ещё. Дитё одним словом, — пробурчал курсовой, всматриваясь в дорогу.
Подкатив к своему подъезду, майор распахнул перед ней дверцу. — Выходи, приехали.
Она с недоумением уставилась на него. Думала, покатает и привезёт опять к общежитию. Но всё не так и от непонимания ситуации чувствовала себя как-то не уютно.
— Переночуешь у меня. Ромео осмыслит всё и проветрится, а утром я доставлю тебя в целости и сохранности. — Разъяснил обстановку он.
Теперь понятно. Маринка кивнула и потопала следом. Сердце отчего-то ушло в пятки, это непременно отправила его туда разволновавшаяся её душа. На ватных ногах она шла за ним. Дом был самый обыкновенный. Но двери в подъезды уже стояли с кодовыми замками. Лестницы и площадки отремонтированы. Лифт работал. Поднявшись на шестой этаж, огляделась и перевела дух. Он шагнул к двери направо. Лязгнул ключ. Включив в тёмной прихожей свет, пригласил замешкавшуюся курсантку в квартиру. Маринка прошла и огляделась. На чужой территории всегда чувствуешь себя не совсем уверенно.
— Что, никого нет? — на любопытной нотке дрогнул её голос.
— А кого тебе надо… — Хмыкнул Богуш.
— Ну семья, кошка, собака например.
— Собака одиночества не выдержит. Кошка на стены начнёт бросаться. А семья… Какая семья при такой собачьей жизни. Кто на меня позарится…
— Ну, я не знаю… Жить-то нормально как-то надо.
