Стасов выдернул локоть из ее цепких рук.
– Я ничего тебе не ломал, – сказал он презрительно. – Я просто дал тебе то, что ты хотела. И оставь, пожалуйста, меня в покое.
Дверь обидно захлопнулась перед Дианиным носом.
Покачав головой, Диана побрела к машине. Что ей еще оставалось?
Да уж, думала она, девушки, вступающие в жизнь, должны сами соблюдать свои интересы. Молодой человек, который бережет свою девушку, – это миф вроде лох-несского чудовища: как будто бы и существует, но никто никогда его не видел!
А она-то сама какая дура! Зачем она мечтала отомстить Стасову, грезила, как будет обдавать его презрением?! Вот и домечталась до того, что теперь он мстит ей. Как там говорится в пословице – не рой другому яму? Не плюй в колодец? Как аукнется?
Но все это лирика…
Чем еще она может помочь Яше?
Прямо из стасовского двора Диана поехала к родителям и рассказала им, что происходит в ее семье. Но что могли завуч и фельдшер? Только посочувствовать…
Вечером она поехала к Колдуновым.
Диана думала, что призрак тюремной камеры и жизни с пятью детьми без единственного кормильца посеет в семье уныние и страх. Стоя перед дверью, она даже скроила подобающую случаю скорбную физиономию.
Но открывший ей Колдунов улыбался и ни капельки не выглядел подавленным.
– Привет, – сказал он весело, – ужинать будешь? Катя пельмешек навертела.
– Я хотела поговорить с вами. Я только вчера узнала, что Розенберг уже практически сидит в тюрьме. Что же нам делать?
Колдунов добродушно засмеялся:
– Не знаю, дорогая. У меня богатый жизненный опыт, но до сих пор правосудие как-то меня не настигало. Хоть и было за что. За мою четвертьвековую трудовую деятельность по крайней мере три пациента умерли исключительно по моей вине. Так что я не особо сержусь на судьбу.
Они прошли на кухню, где суетилась Катя в переднике и с шумовкой в руке.
– Садитесь за стол, – пригласила она, не отводя взгляда от бурлящей в кастрюле воды. – Еще полчаса старшие будут развлекать мелких, и мы поедим спокойно. Ян, достань нам вина.
– А вам уже можно? – спросила Диана.
– Чуть-чуть можно, я уже только три раза в день кормлю.
Чтобы не обижать хозяйку, Диана положила себе пельменей, но при этом так нервничала, что есть не могла. Зато вино выпила залпом, как лекарство.
– Ого, – уважительно произнес Колдунов и снова наполнил ее бокал.
– Кто будет кормить детей, если Ян Александрович попадет в тюрьму? – выпалила враз опьяневшая Диана.
– Знаешь, я так мало зарабатываю, что они уже натренировались жить в нищете, – грустно сказал Колдунов.
– Пока тебя осудят, Свете уже годик исполнится, я смогу частные уроки давать. – Катя улыбнулась и поцеловала мужа в макушку. – Если совсем плохо будет, сдадим две комнаты. Проживем, ты за нас не беспокойся. Быстренько отсидишь и вернешься. А если ты боишься, что у тебя право на врачебную практику отнимут…
– Да в гробу я ее видал! Даже если пойду собирать пивные бутылки, все равно заработаю больше, чем сейчас.
– Розенберг сказал, вам нужно встретиться с его адвокатом. Адвокат объяснит, что говорить следователю и на суде.
– Я буду правду говорить.
– Ян Александрович! Ваша правда вам только навредит. А если говорить то, что посоветует Яшин адвокат, какие-то шансы остаются. Вы должны о детях думать.
Супруги Колдуновы переглянулись и рассмеялись.
– Он о них думает, – сказала Катя.
– Да, думаю. Пусть они знают, что их папаша честный человек. Барон Мюнхгаузен славен не тем, летал он на Луну или не летал, а тем, что не врет.
– Да уж, Ян не станет унижаться и юлить перед всякими там! – горячо сказала Катя и, забыв, что является кормящей матерью, залихватски выпила вино. – Получается, что он втравил Розенберга в авантюру, а как запахло жареным, прикрылся детьми и отошел в сторонку. Не будет он так делать, он же русский офицер!
Диана, не ожидавшая такого пафоса, хмыкнула.
– Если вспоминать Мюнхгаузена, так вы прямо как его жена. «Они подложили тебе сырой порох, они хотят помешать тебе, Карл!» – пробормотала она.
Колдунов торжественно встал и обнял свою Катю.
– Найдется ли в целом мире еще одна такая женщина, как моя жена?
Катя привычно прислонилась щекой к его ладони.
– Я узнавала, Диана, больше года по таким статьям обычно не дают. Он от нас хоть в колонии отдохнет.
Потянулись судебные разбирательства. Обвинение строилось на том, что Колдунов и Розенберг, зная о неоперабельности больной, пошли на заведомо смертельную операцию, не приняв во внимание заключения других специалистов.
Из суда сведения просочились в прессу и стали чуть ли не сенсацией.
О «врачах-убийцах» не писал только ленивый, имена профессора Колдунова и доктора Розенберга прозвучали даже в нескольких программах местного телевидения.
Ведущий одной из них, носитель имиджа независимого и принципиального правдоруба, горячо возмущался докторами, готовыми на все ради наживы. «Или у пластического хирурга перевелись клиенты, и теперь ему приходится предлагать свои сомнительные услуги онкологическим больным?» – иронизировал он, и Диана, смотревшая передачу, плакала от обиды и бессилия. При этом никто из журналистов не удосужился обратиться к самим докторам, чтобы выяснить, что на самом деле руководило ими, когда они брались за операцию.
Розенберг телепередачами не интересовался, но по нескольку часов в день проводил у своего адвоката.
А в один прекрасный день он объявил Диане, что хочет переоформить клинику и дом в Петергофе на ее имя. От такой новости она утратила дар речи.
– Весьма недальновидная финансовая операция, – хмыкнула Диана, немного придя в себя. – А вдруг я возьму и разведусь с тобой? И с чем ты тогда останешься?
Розенберг внимательно посмотрел на нее, обнял и посадил себе на колени.
– Ты никогда так не сделаешь, – сказал он серьезно. – Ты меня не бросишь, я знаю.
До крайности удивленная происходящим, Диана склонила голову ему на плечо, погладила по коротко стриженному затылку.
– Но почему ты так во мне уверен?
– Во-первых, я чувствую, что ты не предашь. Во-вторых, лучше остаться нищим и бездомным, чем жить, не доверяя собственной жене.
«Жене! – подумала она. – А сам спит отдельно, ничего не рассказывает, по-прежнему молится на свою Ольгу Алексеевну. Да он по-настоящему никогда и не считал меня своей женой… Просто раньше он не думал, что в его жизни будут происходить такие вещи. Он не мог представить, что нам вместе придется переносить такие потрясения…»
Он погладил Дианины плечи, и Диана осмелела: обняла мужа за шею, поцеловала куда-то за ухо… Не разжимая объятий, они быстро поднялись в ее комнату. Розенберг резко сдернул с постели покрывало, и они легли, наскоро скинув одежду.
