Мама ушла, а мы с Ниной остались одни. Только теперь, благодаря Дамиру, мы могли переписываться в соц. сетях.
«Она тебя любит».
Почувствовала себя неловко, ведь мама Нины умерла, и я замялась, не зная, что ответить.
В этот момент раздался кашель, так что мне не пришлось ничего писать.
На пороге стоял мужчина. И как я могла подумать, что Дмитрий – отец моей соседки?
Тот, кто предстал передо мной сейчас – вылитая мужская копия Нины. Лет на двадцать старше, но сразу видно, что она его дочь. Внешность она унаследовала от него – черные волосы, разрез карих глаз, ровный овал и красивые черты лица.
– Добрый день! – ничего не выражающее лицо, холодный взгляд, от которого кровь стынет в жилах. – Оставьте нас с дочерью наедине, у нас серьезный разговор.
Нина стала жестикулировать, поясняя ему, что я этого сделать никак не могу, вот только его реакция вкупе с грубостью так удивила меня, что я лишилась дара речи.
– Хватит! Ты же знаешь, что я не понимаю, – рявкнул на нее, даже меня не стесняясь. – Выйди и телефон с собой захвати, раз твоя соседка не обладает тактом.
– Я… – горло перехватило спазмом, до того обидно мне стало.
– Советую следить за своим языком в этой палате! – весьма вовремя подоспел Дамир. – И вне ее тоже.
Мужские взгляды пересеклись и застыли, гипнотизируя друг друга. Не знаю, что отец Нины увидел в глазах Загорского, но осекся и прикусил язык, придерживая готовые вырваться оскорбления. Один из тех, кто мог отыгрываться лишь на женщинах. Судя по тому, как он схватил дочь за локоть, отцовской любви его грош цена.
– Он беспокоил тебя? – первым же делом спросил Дамир, с тревогой оглядывая меня с головы до ног.
– Нет, впервые его вижу. Это отец Нины, он только пришел.
– Неприятный тип. Хорошо, что сегодня мы тебя выписываем.
– Сегодня?
– Ага. Подождем врача и едем.
Дамир собирал мои вещи, не слушая моих возражений. Меня обуяли тревога и сомнения, ведь одно дело – устно согласиться на переезд к нему, и совсем другое – действительно, переехать.
– Сплошное разочарование… Обуза… Опять из-за тебя проблемы…
Мужской голос из коридора звучал глухо, но некоторые слова всё же доносились.
– Мерзкий. Не слушай его. Из него отец хуже моего, – качнул головой Загорский, но вопреки его совету сделать этого не могла.
За проведенное вместе время мы с ней стали близки, так что слова ее отца я воспринимала чересчур близко к сердцу. Вскипала с каждым мгновением, раздражаясь даже от его голоса.
Я была настолько переполнена злостью, что не с первого раза заметила, как шевельнула пальцами на ногах. Это произошло рефлекторно. Так бывает, когда стискиваешь кулаки и сжимаешься всем телом. Только не в моем случае. До этого мгновения.
– Получилось! – воскликнула.
– Что получилось?
– Я чувствую ноги, – прошептала в полувыдохе.
Расплакалась, не веря в произошедшее чудо, хотя умом понимала, что это просто разрушились барьеры в моей голове.
– Я же говорил, что ты сможешь, – радость Загорского была не меньше моей.
Затряслась, ощущая, как меня колотит. Весь мир сузился только до движений моих пальцев. Но когда я подняла глаза на Дамира и увидела в его такой же энтузиазм, почувствовала себя по-настоящему счастливой.
С того дня заниматься я стала усерднее, ведь видела результаты. Охотно ездила на процедуры и выполняла предписания врача. О переезде к Дамиру не могло идти и речи. Теперь, когда в будущем, наконец, замаячила перспектива полноценно встать на ноги, мне не хотелось, чтобы он за мной ухаживал в беспомощном состоянии.
«Я очень рада за тебя».
От Нины веяло радостью. Она, действительно, поддерживала меня, и ее глаза сияли поддержкой. То, чего мне так не хватало в дружбе с Олесей и Диной.
– Давай, Тинь, ты сможешь, – улыбнулся Дамир и протянул ко мне руки в ожидании моего первого самостоятельного шага.
Выдохнула и стиснула ладони в кулаки, чтобы руки так сильно не тряслись и не нервировали меня.
– Боже.
Это было что-то за гранью моих надежд. Первый шаг был неуверенный, но принес мне столько счастья, что я была не в силах выдержать это в одиночку.
– Я же говорил, что всё получится, – улыбнулся Загорский, ловя мое тело на ходу, как только я чуть не упала с непривычки.
Мышцы всё еще плохо слушались, ведь три месяца бездействия не прошли бесследно. Сейчас я была как никогда благодарна родителям, что оставили меня в свое время в больнице, где за мной тщательно следили и не позволяли моим мышцам атрофироваться. Уверена, пойди все на поводу у меня, то я своей депрессией вогнала бы себя в пожизненную муку.
– Спотыкаюсь. Не могу больше.
– На сегодня достаточно, Тинь, не перенапрягайся. Помни советы доктора.
– Такой строгий, – закатила глаза.
– Кто-то же должен держать руку на пульсе.
Уткнулся лбом в мой висок и поцеловал, выражая так свою нежность. Оказалось, Дамир любит обнимашки и вообще тактильный контакт. Поначалу мне было неловко, особенно, когда это происходило на людях, но спустя время я с этим свыклась. Даже находила в этом нечто приятное.
А что касается наших семей… Несмотря на то, что я выдвигать обвинения насчет аварии повторно была не намерена, из-за ареста прокурора были подняты все дела, где он был замешан. Адвокатам Дмитрия и Булата удалось сделать так, чтобы их имена не светились во взяточничестве, однако дело о наезде на меня всё равно возобновили. И тут от нас уже ничего не зависело.
Виктор взял вину полностью на себя, не желая вовлекать в это беременную Дину, которая была заперта в доме отца до самой свадьбы. Пока идет следствие, всё же бюрократическая машина не самая быстрая, однако, как я поняла, ввиду того, что с моей стороны нет претензий, юристам удастся добиться двух лет принудительных работ. Лучшее, на что он мог рассчитывать.
– Кстати, Дима встречался с твоей мамой, – вдруг заговорил в один из дней Загорский.
– И? – напряглась.
Сердце заколотилось, но как бы я ни отгоняла мысли, любопытство не позволило мне запретить Дамиру говорить.
– Кажется, хотел возобновить отношения. Виктор обмолвился, что бросил свою любовницу ради нее.
Под ребрами засосало, но я постаралась унять тревогу.
– А как же отец? – просипела.
Единственный, кого я не видела всё это время – папа. Мне так хотелось, чтобы он пришел и развеял все мои сомнения, но этого не происходило, и я уже начала терять надежду.
– Ну, судя по тому, что я видел, твоя мать будет против.
– Серьезно?
– И что за удивление на твоем лице? Не веришь в любовь между своими родителями?
Промолчала, ведь частично он был прав.
Семья у нас всю жизнь была среднестатистической. Всё, как у всех. Но и дикой любви между отцом и матерью я никогда не видела.
– Мне привезти его?
– Это будет странно. Будто я навязываюсь, – горько выдохнула.
– Ты его дочь, а он твой отец. И что бы там ни случилось между ним и твоей мамой, все эти годы никуда не деть. И поверь, тебя невозможно не любить.
Обхватил мое лицо ладонями и не позволял отвести взгляд.
– Тогда поехали, – схватилась за его кисти.
– Что?
– И быстрее, пока я не передумала.
– Тогда одевайся. Мне нравится, когда ты такая.
– Какая?
– Инициативная энтузиастка, – подмигнул, и я покраснела.
В его словах и мимике мне увиделось двойное дно. Он был таким всегда, но я никак не могла к этому привыкнуть. А в последнее время казалось, будто он на энерджайзерах – его так и подхлестывало меня дразнить и подзуживать.
– Мне в машине остаться, или с тобой пойти? – спросил, как только мы подъехали к воротам дачи.
Замялась перед выходом из салона, но, подумав, поняла, что это внутрисемейное дело. Только между мной и отцом.
Забор покосился, двор зарос травой, а домик выглядел так, будто он заброшен. Символично отражало состояние нашей семьи.
– Пап, – осторожно ступая по потрескавшимся плиткам, приближалась к входу.
