Выражение ее лица ошеломленное, когда она опускает взгляд на кольцо и снова поднимает его на меня, ее рот слегка приоткрыт.
— Я… конечно! — Она поднимает руку, чтобы прикрыть рот, ее голубые глаза внезапно наполняются слезами. — Конечно, я выйду за тебя замуж. Я…
Она бросается ко мне, простыня спадает, когда ее руки обвиваются вокруг моей шеи, а губы прижимаются к моим. Я следую за ней обратно на подушки, коробка с кольцом падает на простыни рядом с нами, когда губы Саши наклоняются к моим, ее ноги обвиваются вокруг меня, и она целует меня. Она притягивает меня к себе, пылко целует, и я забываю обо всем, кроме ее теплого рта и ее тела, прижатого к моему, думая лишь о том, как я хочу ее больше всего на свете.
— Я люблю тебя, — шепчет она, когда я проскальзываю в нее, снова твердый и ноющий, желая ее с одержимостью, подобной которой я никогда раньше не испытывал. — Всегда.
Позже, когда она лежит, уткнувшись головой в подушки, я достаю из-под простыней коробочку с кольцом. Медленно я вытаскиваю кольцо и надеваю его на ее безымянный палец левой руки. Оно идеально сидит, сверкая на ее руке, и я чувствую, как сжимается мое сердце, когда я представляю, как она просыпается и видит его там, символ клятвы, которую я планирую хранить до конца своей жизни.
Пока я сижу тут и смотрю, как она спит, я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, когда слышу жужжание с другого конца комнаты. Я быстро натягиваю халат обратно и направляюсь за своим телефоном. На нем незнакомый номер, и я колеблюсь, но он поступает из Нью-Йорка. У меня нет номера Виктора в этом телефоне, напоминаю я себе, и, прежде чем я смогу дольше колебаться, я отвечаю на звонок.
— Алло?
— Макс? — Голос знакомый, но я не могу его точно вспомнить и чувствую, что напрягаюсь.
— Кто это? — Я понижаю голос, отходя на другой конец комнаты, чтобы не разбудить Сашу.
— Это отец Донахью.
Странное предчувствие наполняет меня, хотя я понятия не имею, зачем он мог звонить.
— Что-нибудь случилось с семьей Виктора? — Даже когда я спрашиваю об этом, я знаю, что это не имеет смысла, Левин позвонил бы мне, если бы это было так.
— Я звоню из-за Виктора, но нет. Все в порядке. — Отец Донахью делает паузу. — Некоторое время назад ты попросил Виктора кое-что обсудить со мной. Ты помнишь?
О Боже. Я действительно помню, и в это мгновение я понимаю, зачем он звонит. Я хватаюсь за край окна, чувствуя, как мое сердце переворачивается в груди.
— Я помню, — говорю я хрипло.
— У нас с Виктором была возможность обсудить этот вопрос. Сначала я сказал ему, что это совершенно невозможно, но он был очень… увлечен тобой. Он ясно дал понять, что ты оказал ему огромную услугу, защитив Сашу, и что он чувствовал огромное бремя вины за то, что не смог защитить тебя и ее так хорошо, как ему хотелось бы. Он долго говорил со мной о прощении грехов, и что ж… — отец Донахью усмехается. — Он мог бы сам стать настоящим мужчиной, если бы не…некоторые вещи.
У меня такое ощущение, что в горле что-то сжалось. Я не могу говорить. Я знаю, что собирается сказать пожилой священник, и в течение многих лет это то, что я бы все отдал, чтобы услышать.
— Ты предлагаешь то, о чем я думаю? — Наконец говорю я хрипло, когда снова могу заставить свое горло работать. — Неужели это…
— Приглашение обратно в сан священника? ДА. Отпущение грехов за твои прошлые поступки? ДА. Я был… убежден. — Отец Донахью делает паузу. — По возвращению сюда, в Нью-Йорк, ты будешь служить в этом приходе. Это обеспечит тебе безопасность, и ты вернешь свою жизнь, ту, которая была украдена у тебя семейным долгом.
— А Саша?
Отец Донахью на мгновение замолкает.
— Она останется в Бостоне, в обозримом будущем, вне пределов досягаемости и видимости, и больше не будет представлять для тебя соблазна. Конечно, чтобы вас сейчас не связывало должно быть расторгнуто. Ты вернешься к своей прежней жизни и своим старым клятвам, и ты сможешь стереть время, прошедшее между ними.
С того момента, как он начал говорить, я знал, каким будет мой ответ. Но последнее предложение подтверждает мои чувства, и мой первый инстинкт был правильным. Ничто и никогда не заставит меня захотеть перечеркнуть время, проведенное с Сашей. И даже это не могло заставить меня отказаться от нее.
— Мне жаль, отец, — тихо говорю я. — Я знаю, что Виктор приложил немало усилий, чтобы защитить мое дело, и я благодарен. Я знаю, что вы совершили прыжок, согласившись, и я благодарен и за это. Но все изменилось, и возвращение к священству, это уже не то, чего я желаю. — Я делаю глубокий, медленный вдох. — Все, чего я желаю, находится прямо здесь.
Наступает долгая минута молчания.
— Подумай об этом, Макс, — говорит он наконец. — Не принимай поспешных решений. Предложение все еще будет здесь завтра, если ты поразмыслишь над ним и передумаешь. — Еще одна пауза. — Я надеюсь, что ты это сделаешь.
Я слышу шорох позади себя в кровати, медленно поворачиваюсь, вешая трубку, и вижу Сашу, которая полусидит и обеспокоенно смотрит на меня.
— Кто это был? — тихо спрашивает она, и мое сердце сжимается в груди.
— Это был отец Донахью, — честно говорю я ей, и, увидев, как вытянулось ее лицо, я понимаю, что она поняла это даже быстрее, чем я. — Он предложил мне вернуться на мое старое место. Вернуться к моей жизни священника.
30
САША
Эти слова ощущаются как удар под дых. На мгновение я не могу ни дышать, ни думать. Такое чувство, что мой мир рушится вокруг меня еще до того, как Макс успевает сказать что-нибудь еще, мои худшие опасения сбываются в одном ужасающем предложении.
— Макс, я…
— Я сказал ему нет, — быстро говорит он, прежде чем я успеваю закончить. Он быстро подходит к кровати, пока я сижу там, уставившись на него в ошеломленном молчании, садится рядом со мной и тянется к моей левой руке. В тусклом свете я вижу, что он надел кольцо мне на палец, и мое сердце сжимается от боли, о которой я и не подозревала, что могу чувствовать. Это хуже всего, что я когда-либо испытывала до сих пор.
— Я давал тебе обещания, Саша, — тихо говорит Макс. — Я попросил тебя выйти за меня замуж. Я сделал это нелегко. Та жизнь, все, что у меня было и чем я был раньше, я ушел от нее. Я не шутил, когда говорил тебе это, когда говорил, что люблю тебя, и просил тебя провести свое будущее со мной. Это ничего не меняет.
— Я… — Трудно придумать правильные слова, чтобы сказать. Все, о чем я могу думать, это будущее, в котором Макс разочаруется в своем выборе, когда он оглядывается назад и сожалеет, что ушел от того, чего так сильно хотел, что цеплялся за это даже после того, как оно оставило его позади, ради меня. На данный момент я не могу понять, что причинит больше боли, его уход от меня сейчас или уход от меня в будущем, если этот страх сбудется.
— Тебе нужно подумать об этом, — шепчу я, все еще цепляясь за его руку.
Макс выглядит пораженным.
— Так сказал отец Донахью, но Саша…
— Нет. — Я качаю головой, с трудом сглатывая. — Я не хочу, чтобы ты делал выбор только из-за меня, Макс. Это все, чего ты хотел до самого недавнего времени. Ты должен быть уверен, иначе я всю свою жизнь буду гадать, оглядываешься ли ты назад. Это не может быть поспешным решением.
Я вижу боль на лице Макса, но он медленно кивает.
— Саша, я…
— Я знаю, — шепчу я. — Но тебе нужно время подумать.
Я наклоняюсь вперед, легко целую его, моя рука касается его точеной челюсти, щетина царапает мою ладонь.
— Я буду любить тебя вечно, что бы ты ни выбрал, — шепчу я ему в губы.
А потом я встаю, накидываю халат и выскальзываю из комнаты.
***
В итоге я оказываюсь на заднем дворике, откуда открывается вид на сад за домом Макгрегоров. Я хватаюсь за перила, позволяя слезам наконец пролиться через край, мое сердце болит. Я верила, что у нас есть будущее. К чести Макса, я знаю, что он никогда не ожидал такого предложения. Я знаю, он никогда не думал, что ему позволят вернуться в лоно общества. Но мне все еще больно оттого, что мое счастье снова так внезапно исчезло.
