Потом робко поднимает руку.
Я улыбаюсь ему, вопреки подступающим слезам, и тоже поднимаю руку.
Обдумывая признание Зигги и наблюдая, как Эйден устраивается на шезлонге, я чувствую, как моё сердце болит. Болит за людей, которых я не могу защитить так, как мне хочется, чью боль я не могу стереть, любя их как можно крепче. Я хочу, чтобы любовь исцеляла все раны. Но я начинаю понимать, насколько это не так. Иногда любовь — это перевязь, рука, на которую можно опереться, плечо, на котором можно поплакать… нечто полезное, но не целитель.
Тогда-то до меня доходит, как сильно я хотела, чтобы Эйден функционировал в моей манере, а не в той, которая нужна ему. Я хотела, чтобы он рассказывал мне всё, признавал свою боль и страх, потому что в моём понимании всё, что тебе нужно, чтобы безопасно говорить об этом — это любовь. Но для Эйдена всё не так просто. Ему сложнее. Может, когда-то было проще, когда ставки были не так высоки, и меньше давления, когда мы были молоды, и он меньше бремени нёс на своих плечах. Но со временем это изменилось. А моё понимание, мои ожидания остались прежними.
Моё нутро скручивает сожалением. Но прежде чем я успеваю хоть подумать о том, чтобы поплыть к берегу и сказать ему, Вигго и Оливер выскакивают из воды, напугав нас.
— Время наплечных боёв! — орёт Оливер.
Зигги визжит.
— Да! Чур, я на Вигго.
— Меня устраивает, — говорит Оливер, запрыгивая на мою спину, затем забирается на мои плечи, худой и жилистый в манере двадцатилетних. — Давай покажем им, Фрей.
Я хватаю ноги брата и закатываю глаза.
— Одна игра, затем я пойду в дом.
Зигги улыбается, забираясь на Вигго, который присел на корточки в воде.
— По рукам.
— Фрейя, — Олли стискивает моё лицо и смотрит на меня, свесившись вниз головой. — Что может быть важнее, чем бесконечные раунды наплечных боёв?
Мой взгляд находит Эйдена, читающего его книгу, и моё сердце пропускает удар.
— Много чего, Олли. Очень, очень много чего.
* * *
Ужин проходит как всегда, когда Бергманы собираются вместе. Громко, хаотично и вкусно.
Запустив руки по локти в мыльную воду, поскольку парни готовили, а значит, женщины моют посуду, я вытираю лоб. Мне немного жарко от мытья посуды и пребывания на солнце.
Мои братья разместились на террасе позади меня, растянувшись своими длинными конечностями и держа в руках пиво. Все немного порозовели от солнца, кроме Эйдена, чья золотистая кожа сияет. Его льняная рубашка расстёгнута на одну пуговицу больше обычного, волосы сделались особенно волнистыми от солёной воды, а когда он подносит ко рту единственную бутылку пива за вечер, уличное освещение отражается от его обручального кольца.
Меня переполняет тоска, расплавленный жар. Я неловко роняю тарелку в воду, обрызгав Уиллу, Зигги, Фрэнки и себя.
— Извините, — бормочу я.
— Уф, — говорит Зигги. — Терпеть не могу наполовину мокрую одежду. Сейчас вернусь.
— Не стоит, Зигс, — говорит Фрэнки. — Дальше мы сами.
Зигги пожимает плечами.
— Тебе не придётся повторять дважды. Меня ждёт книжка.
Повернувшись обратно к воде, я сосредотачиваюсь на тарелках, ополаскивая их, затем передавая Уилле. Когда я понимаю взгляд, она улыбается мне, вытирая миску. Но ничего не говорит.
— Ну? — спрашивает мама, выходя из туалета. — Могу я помочь?
— Иди отсюда, — говорю я ей, когда Фрэнки передаёт мне очередную тарелку, очищенную от остатков еды.
Мама улыбается и целует меня в щёку. Затем идёт на крыльцо и присаживается на папины колени. Я поворачиваюсь к посуде, мои мысли где-то бродят.
Но потом дверь позади нас снова закрывается, и я оборачиваюсь через плечо.
— Эйден, — тихо говорю я.
Он улыбается, ставя своё пиво на стол.
— Дамы, идите расслабьтесь. Я закончу тут.
Уилла и Фрэнки издают протестующие звуки, но Эйден натурально выгоняет их в своей тихой, но грозной манере, которую я видела в те редкие разы, когда пробиралась в аудиторию и видела, как он читает лекции. Вскоре девушки выходят на улицу, присоединяясь к нарастающему шуму моей семьи, а мы остаёмся в тишине.
Ну, это пока попугай не отпускает пошлый комментарий в его адрес. Эйден сердито смотрит на неё через плечо.
— Веди себя прилично.
Эсмеральда ерошит пёрышки, затем отворачивается на своей жёрдочке.
Я прикусываю губу.
— Ты единственный, с кем она так делает.
— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — бормочет он, вытирая стол, забрызганный водой. — И она этим не ограничивается.
— Правда?
Его щеки розовеют.
— Скажем так, язычок у неё дерзкий.
Отложив полотенце, Эйден встаёт рядом со мной, и от него исходит жар. Он ещё сильнее изумительно пахнет морской водой. Я сжимаю губку в воде, чтобы сдержаться и не уткнуться носом в воротник его рубашки.
— Когда я сказал им пойти расслабиться, я имел в виду и тебя тоже, — тихо говорит он, взглянув на меня.
Я смотрю ему в глаза, такие ярко-синие на фоне загорелой кожи. Такое чувство, будто я вот-вот упаду в них и уже не поднимусь на поверхность.
— Я знаю, — я легонько толкаю его бедро. — Тебя здесь быть не должно. Ты помогал готовить.
— Мне была нужна передышка, — говорит он, закатывая рукава выше. — Я люблю твоих братьев, но чёрт возьми, от них уши вянут.
О Господи. Закатывание рукавов. Предплечья. Вены. Сухожилия. Для меня это как валерьянка для кота. Я зажмуриваюсь, чтобы не разволноваться ещё сильнее.
— Фрейя, мне кажется, эта тарелка уже чистая.
— Хм? — мои глаза распахиваются. — Ага. Точно.
Эйден мягко улыбается.
— Ты в порядке?
— Абсолютно, — я киваю. Я очень далека от порядка. Во мне бурлит столько эмоций, что все они сливаются в одно размытое пятно. Я чувствую жар и головокружение, вот-вот потеряю контроль.
— Так, — руки Эйдена обхватывают мою талию, отчего весь воздух покидает мои лёгкие. Он мягко отводит меня вправо. — Моя очередь мыть. А ты вытирай, ладно?
— Хорошо, — шепчу я.
Мы тихо стоим бок о бок и моем посуду. Наши локти задевают друг друга. Эйден слегка дотрагивается до моих рук, передавая мне тарелки. Последнюю мы чуть не роняем, но Эйден ловит, помогая мне удержать её нормально.
— Извини, — говорит он, взглянув мне в глаза. — Я отвлёкся.
— Ничего, — говорю я ему. — Я тоже.
Эйден смотрит в воду, выдёргивая затычку из слива.
— Ты осознавала, что напеваешь себе под нос?
Я замираю на середине вытирания тарелки.
— Да?
Эйден кивает, слегка улыбаясь и подходя ближе.
— Да.
И каким-то образом я знаю — мы оба понимаем, что эта значит. Эта маленькая привычка, которую я постоянно делала и которая ускользнула
