— Ты что, линяешь? — шепотом спросил тот, удивленно округлив глаза.
— Да, что-то настроения нет. Вам же больше достанется…
— А, ну давай, давай… — Виктор лениво махнул рукой и потянулся за своей рюмкой.
У самой двери Олег обернулся. Девица провожала его острым и, в общем, довольным взглядом. Деньги были заплачены вперед, а обрабатывать теперь предстояло на одного клиента меньше…
Он уже дремал, уткнувшись лицом в подушку, когда дверь отворилась, и в номер ввалился Шульман. Шумно выдохнул, включил настольную лампу, громыхнул стулом. Олег перевернулся на спину.
— Что? Уже все? — спросил он, протирая глаза.
— Ага! Все! — Виктор достал из кармана носовой платок и смачно высморкался. — Чуть не потравила нас, сволочь!
— Это как?
— А так! Возвращаюсь я из туалета, наш ужасный бабник уже в кресле дрыхнет, а эта ведьма над откупоренной бутылкой с каким-то порошком колдует. Я ее за руку — цап! Она отбиваться давай, верещать!.. Причем, заметь, Лопатин не проснулся, только слаще посапывать начал. Короче, в пузырьке клофелин оказался. Это значит, в лучшем случае мы бы все отрубились, а она наши карманы почистила. Ну а в худшем… Хотел я ее в ментовку сдать, да она, зараза, тяпнула меня за руку и убежала.
Олег усмехнулся и провел ладонью по лбу, убирая назад волосы.
— Это я, выходит, самым умным оказался?
— Ага! У тебя интуиция, прям будто у Шерлока Холмса.
— Да тут не интуиция… Просто, понимаешь, у нас с Надеждой все так хорошо, что никакие девки не нужны.
Олег на минуту прикрыл глаза и продолжил, уже почти веря в то, что говорит:
— Вот веришь-не-веришь, бывают такие женщины, в которых все есть. И умные они, и красивые, и любящие, и ласковые… Моя Надька такая. Вроде уже не первый год женаты, а она каждый раз, когда меня с работы встречает, — на шею бросается. И на ужин каждый день что-нибудь особенное, и к сексу до сих пор не охладела…
— Не баба — мечта, — подытожил Шульман. — У меня — тоже ничего. На шею, правда, не кидается, но это и к лучшему. Девяносто шесть килограммов, как-никак!
Он добродушно рассмеялся, сцепив руки на затылке. Недавний агрессивный настрой, похоже, полностью его оставил.
Олег встал с кровати и подошел к окну. Ему вдруг страшно захотелось именно сейчас, в эту самую минуту, услышать Надин голос. Телефон стоял на тумбочке. Он взял его и, разматывая провод, отошел в самый дальний угол комнаты.
Нудно пропищали шесть или семь длинных гудков, прежде чем жена сняла трубку.
— Я тебя разбудил? — спросил он вполголоса.
— А ты как думаешь? Третий час ночи!
— Надь, я приезжаю завтра, я скучаю по тебе…
Она то ли вздохнула, то ли хмыкнула на том конце провода, а потом внятно произнесла:
— Я ненавижу и презираю тебя, Сергеев. О тебя можно вытирать ноги, а ты все равно будешь только улыбаться в ответ. Наверное, нам нужно развестись.
— Хорошо, — ответил он со спокойствием, которого сам от себя не ожидал, и повесил трубку.
Виктор курил, сидя на кровати и подложив под спину жесткую гостиничную подушку.
— Ну и что она сказала? Выдала тебе, поди, за поздний звонок? — спросил он, в очередной раз сладко затянувшись.
— Да нет, просто сказала, что любит меня, — ответил Олег и тоже потянулся за сигаретой.
* * *
Оказалось, что Поля даже не представляла себе, как любит этот дом. Вроде и домохозяйкой с маниакальным уклоном себя никогда не чувствовала, но сейчас ей было больно от расставания с ним. Она прошла по коридору, прощально скользнув рукой вдоль стены, оклеенной светлыми обоями, и остановилась на пороге собственной комнаты, не решаясь войти. Она знала, что сейчас войдет сюда в последний раз. В последний раз коснется босыми ступнями пола, в последний раз остановится у любимого светлого комода со множеством выдвижных ящичков, в последний раз раздвинет шторы на окне. А когда выйдет, щелкнув выключателем, комната погрузится в сон и проснется уже без нее.
Объемная сумка с удобными широкими ручками холодно коснулась ее щиколотки металлической пряжкой. Поля вздохнула и приказала себе успокоиться. Времени оставалось совсем немного, через пару часов мог вернуться с работы Борис, а предстояло еще сложить всю коллекцию видеокассет, да и «надувашек» покидать в сумку, предварительно выпустив из них воздух. Складывая аккуратной стопкой кассеты, она в который раз подумала, что правильнее было уйти уже вчера. Но то ли решимости не хватило, то ли еще глупая надежда теплилась, во всяком случае, она просто убежала, просто забилась под крылышко к маме и уговорила ее соврать, ответив Борису по телефону, что дочь еще не возвращалась.
Поля уже упаковала всего «Хоффмана» и «Кейтеля» и принималась за «Де Ниро», когда входная дверь открылась. Она, скорее, почувствовала, чем услышала это, но тем не менее не удивилась и не вздрогнула, когда на пороге возник Борис. Он молчал, молчала и она. И дальше стоять так, опустив руки и глядя друг на друга, было невыносимо. Она торопливо отвернулась к полке с игрушками и вытащила пластмассовую пробку из испанского дракончика.
— Что ты делаешь? — спросил Борис. Знак вопроса в конце фразы показался ей крошечным, почти несуществующим.
— Я собираю свои вещи.
— Это я понял. Зачем?
— Я ухожу.
— Почему?
Поля устало опустилась на край дивана и подняла на него ставшие вдруг странно темными глаза.
— Боря, давай хотя бы сейчас будем вести себя друг с другом достойно, — она провела ладонью по гобеленовому подлокотнику. — И я понимаю, почему все это происходит, и ты. Менять что-то уже поздно, да, наверное, и ни к чему. Тем более мы удачно отыграли свои роли…
— Подожди-подожди, — он сжал руками виски и помотал головой, — я что-то слабо понимаю: ты что, собираешься уходить из-за этого своего дурацкого комплекса: «муж — ограниченный «новый русский», интересующийся исключительно деньгами, жена — злая интриганка, силой затащившая его в загс и теперь бездумно развлекающаяся на багамских пляжах?»
— Не надо иронизировать, — Поля снова протянула руку за сдувшимся уже дракончиком и свернула его в трубочку. — Тем более что раньше ты иронизировал совсем в другом ключе. Помнишь «светский салон», который мне предлагалось организовать на дому?
— Ты что, правда, из-за этого? Вот теперь я понимаю, почему вдруг всплыла тема песен, которые я перестал писать. И кому ты таким образом что-то пытаешься доказать? Мне? Себе?
— А я не должна никому ничего доказывать! — она зло и нервно хохотнула. — Был у меня один такой знакомый, который говорил, что я так прекрасна, что можно мне в своей прекрасности сидеть, не дергаться и ждать, пока окружающий мир падет к моим ногам… Ты ведь тоже считаешь, что я достаточно прекрасна для роли тупоголовой и скучной жены?
