– Мы и не ссорились.
– Да ладно? Уехала рано утром и даже не попрощалась. Разве мы не классно повеселились?
– Наши представления о веселье не совпадают.
Говорю подчеркнуто тактично, хотя с большей радостью послала бы его к черту. Наши представления ОБО ВСЕМ не совпадают! Так зачем тратить время на Шарова? Пусть веселится где-нибудь подальше от меня.
– Ладно, прости. Я – говнюк, – он грустно улыбается. – Слушай, давай еще один вечер проведем вместе. Обещаю быть… Паинькой.
Он даже выглядит искренним, но я сильно сомневаюсь в том, что это не очередная игра.
– Зачем тебе это нужно?
– Приелось мое окружение. И я уже говорил, что ты мне нравишься. С эстетической точки зрения.
И как я могла забыть, что он – тот еще эстет? Меня не покидает ощущение, что Шаров снова затеял какую-то гадость.
– Зачем это нужно мне?
– Потому что тебе скучно. И ты хочешь развеяться.
Скучно? Я и забыла, каково это! Последний месяц моя жизнь похожа на дурдом – скучать не приходится! Я не хочу развлекаться. Я мечтаю о том, чтобы все оставили меня в покое. ВСЕ! Кроме Терехова. Вьющиеся смоляные волосы, легкая небритость, узкий разрез черных глаз… Через мое тело снова пропустили разряд тока. Почему, ну почему он не звонит и не пишет?
– Мои знакомые выступают в одном пабе. В четверг в девять.
– Я подумаю. А сейчас – у меня дела.
Если он что-то скажет, то я точно пошлю его к черту! Но, к моему удивлению, Шаров лишь улыбается в ответ, убирает руки в карманы брюк и уходит.
В 18-45 я в сопровождении хостес прохожу к столику, за которым сидит Алексей Константинович.
– Добрый вечер. Вы один?
– Добрый. Пока да – все застряли в пробках.
Занимаю место напротив него и ставлю на стол бумажный пакет с подарком для Сонечки.
– Как твои дела?
– Неплохо, спасибо. А ваши?
– Соня странно себя ведет. Устраивает истерики, учиться не хочет. Сегодня утром поругалась с нами и обещала уйти из дома.
Сонечка всегда слушалась родителей, безропотно подчиняясь каждому их велению: музыкальная школа по классу скрипка – пожалуйста! Верховая езда – как можно отказаться! Китайский язык – конечно! Особая диета ввиду предрасположенности к полноте – куда же без нее!
– Наверное, это переходный возраст. Не расстраивайтесь.
– Она тебя боготворит. Пожалуйста, поговори с ней.
Алексей Константинович смотрит на меня с мольбой, но мне не хочется ему помогать. Какой в этом смысл? Проблема вовсе не в Сонечке, а в ее родителях – я это прекрасно понимаю. Что за глупость – пытаться реализовать свои несостоявшиеся амбиции на детях? Почему бы не дать ребенку свободу выбора? Почему бы не приказывать, а просто направлять? Не в этом ли задача старшего поколения?
– Пожалуйста, – повторяет он.
Разве у меня есть выбор? Непозволительная роскошь, когда речь идет об интересах друзей семьи!
– Конечно, – изображаю улыбку. – Я обязательно с ней встречусь на неделе. Не переживайте.
– А вот и твои родители!
Мамá, как всегда, великолепна: идеальная укладка, легкий макияж, аккуратный маникюр. На шее – нитка жемчуга. Она одета в коралловое платье-футляр с рукавами ¾. Замечаю обращенные в ее сторону взгляды присутствующих мужчин: заинтересованные, восхищенные, даже похотливые – грузный тип за соседним столиком даже забыл о своей молодой спутнице и пожирает глазами мамá. Она в очередной раз произвела впечатление – в этом ей, настоящей леди, нет равных. Как невыносимо тяжело быть дочерью совершенства!
– Алексей, здравствуй, – она улыбается. – Мари. Ты в брюках?
– Я только что из офиса. И добрый вечер.
Не обращая внимания на мое крайнее возмущение, она садится рядом и затевает с Алексеем Константиновичем светскую беседу обо всем сразу и ни о чем конкретно. Папá, избавившись от большого букета белых роз, погружается в изучение винной карты. Мне не остается ничего иного, кроме как последовать его примеру.
Спустя десять минут к нам присоединяются Ольга Михайловна и Сонечка. Виновница торжества выглядит расстроенной, хотя и пытается это скрыть. Еще бы! В шестнадцать лет нет ничего ужаснее, чем сидеть в дорогом ресторане с друзьями родителей и выслушивать фальшивые комплименты в свой адрес. В действительности родители считают тебя лишь на пару дюймов выше планки посредственности, и эту пару дюймов приписывают отнюдь не твоим стараниям, а своим генам. Что до их друзей – то восторги в твой адрес являются всего лишь проявлением любезности: плевать они хотели на тебя и все, что с тобой связано. С возрастом учишься относиться к этому философски, но в шестнадцать лет каждая мелочь приобретает вселенский масштаб.
– Прошу меня извинить: нужно сделать звонок, – с улыбкой встаю из-за стола.
– Я с тобой! – Сонечка вскакивает с места.
– У Маши дела, – возражает ее отец.
– Нет, все в порядке. Пойдем.
– Спасибо, – полушепотом произносит она, когда мы пересекаем зал.
Хочу ответить, но замечаю в нескольких метрах от себя знакомое лицо – это Максим, муж Уховой. Он сидит за столиком с какой-то рыжей особой, премило ей улыбается и даже держит ее за руку. Подонок! Олю он даже в кино не выводил, а эту непонятную девицу притащил в один из самых дорогих ресторанов Москвы! Говорю Сонечке, чтобы ждала меня в гардеробной, а сама направляюсь прямиком к Ухову.
– Добрый вечер, Максим. Отдыхаешь? – криво улыбаюсь.
И тут его спутница поворачивается. Я сплю? Или сошла с ума? Или это двойник… ЛАНДЫШЕВОЙ?! Сердце учащенно бьется, чувствую, как кровь приливает к вискам. Какого черта здесь происходит?! «Что за глупые вопросы? Ситуация более чем недвусмысленна!», – здравый рассудок ударяет кулаком в ладонь.
– Какая встреча, – с сарказмом произношу я. – Выздоровела?
Она опускает глаза. Мерзкая стерва! Воткнуть бы вилку в ее до неприличия оголенное плечо! Жаль, что не получится ее уволить! Хотя… Интересно, как бы повел себя Орел, узнав о неверности своей любовницы. А еще можно поделиться маленьким секретом с Гошей – он найдет ему применение.
– Вы пока поговорите, а я ненадолго отлучусь, – Максим испаряется в мгновение ока.
Ничего удивительного! Трус! Подонок! Развлекается с подругой своей жены? Давно ли? Да как эта стерва могла предать Олю?! «Спокойно! Не будем устраивать сцен в ресторане – отложим на потом!», – здравый рассудок перекладывает бейсбольную биту из правой руки в левую. Так бы и врезала ей! Но нужно взять себя в руки: сцены в общественных местах – не мой конек.
– Я тоже пойду. Счастливо оставаться, – мой взгляд полон презрения.
