И вот теперь „Аванти" искала девушку, способную стать достойной соперницей героини „Пламени и льда". Вкратце требования фирмы сводились к следующему: „высокий класс, тигрица в облике невинности". Художественный директор уточнил: нужна молодая (но не чересчур!), грациозная женщина интернациональной внешности и уровня – жизнерадостная, но не суетливая, блестящая, но не неприступная, спортивная, но не потная, чувствующая себя одинаково естественно как в городе, так и на природе.
В плане морали и поведения кандидатура Аннабел сомнений не вызывала: девушка происходила из респектабельной семьи и явно получила достойное воспитание. В одном из пунктов контракта, предлагаемого „Аванти", особо оговаривалось, что, окажись в настоящем или прошлом девушки что-то, что может бросить тень на ее имя и – как следствие – на репутацию компании, контракт будет немедленно расторгнут.
Завтра следует заняться головой Аннабел, решила миссис Бейтс. Стилист подберет подходящий оттенок волос и наиболее выигрышную прическу. Для предстоящих просмотров Аннабел потребуется более броская одежда, чем эта ее желтая блузка мужского покроя, так что после стилиста придется свозить ее к Бергдорфу.
„Неужели я наконец-то попала в яблочко?" – подумала Дженни Бейтс, а вслух задала вопрос:
– Вам действительно нужно завтра уехать в Чикаго?
Среда, 23 апреля 1958 года
– Наверное, я что-нибудь съела вчера. Может, это от устриц, – простонала Аннабел.
Она долго и детально обдумывала разные варианты, прежде чем приписать свое внезапное недомогание устрицам. Она знала, что лишь что-то требующее медицинского присмотра, но при этом не слишком серьезное, может убедить Элинор, которой было бы очень сложно отложить свое турне, оставить внучку одну в Нью-Йорке.
Гостиничный врач недоумевал:
– Я не нахожу ничего, но, по вашим словам, у нее всю ночь были рвота и понос. Значит, что-то все же не в порядке, и ей пока не следует отправляться в дорогу. Лучше вам оставить ее здесь – в „Плазе" она в полной безопасности, а я буду каждый день навещать вашу внучку и сообщать вам о ее состоянии.
Взгляд, брошенный на врача пресс-агентом издателя, был исполнен благодарности и облегчения. Все очень осложнилось бы, если Элинор не вылетит сегодня же в Чикаго.
– Но я не могу оставить девочку одну в Нью-Йорке, – возразила Элинор, – особенно если она больна.
Тем не менее она колебалась, зная, как тщательно планировалось это турне, во что оно обошлось издателю и сколько времени заняла его подготовка.
– С вашей внучкой ничего серьезного, – успокоил ее врач. – Думаю, через пару дней она будет вполне здорова.
– Нет, я не могу бросить ее, – решила наконец Элинор.
– А как же все эти обеды, приемы, подписание документов? – взмолился пресс-агент. – Вы не можете разочаровать всех этих людей, которые ждут встречи с вами!
– Мне очень жаль, – Элинор покачала головой.
– Может быть, вызвать сюда Шушу? – подала идею Аннабел. – Хотя, пока она сюда доберется, я, скорее всего, уже буду с тобой в Чикаго.
– Пожалуй, это решение вопроса, – подумав, ответила Элинор и направилась к телефону.
Перепуганная Шушу сказала, что вылетит в Нью-Йорк как только сумеет, попросила передать трубку Аннабел и принялась расспрашивать о симптомах ее недомогания.
– Просто легкий приступ нолик, – заключила она наконец. – А теперь будь умницей, лежи с грелкой и не вставай с постели, пока я не приеду.
– Хорошо, – обещала Аннабел, чувствуя себя все более виноватой.
Она пролежала в постели до времени вылета самолета на Чикаго. Потом, сбросив простыни, вскочила, сорвала с себя ночную рубашку и заплясала по комнате, кружась, как танцующий дервиш. Она свободна! Она одна в Нью-Йорке! Одна в „Плазе"!
Она подбежала к окну и посмотрела вниз, на зеленые кроны деревьев Центрального парка; справа, за цепочкой запряженных лошадьми кэбов, равнодушно ожидающих охотников прокатиться, искрился на солнце фонтан. Дальше кипела жизнью Пятая авеню, а где-то там, вдали, – отсюда не различить – находилось агентство Бейтсов: место, где может решиться будущее Аннабел – может быть, вся ее жизнь…
Дженни Бейтс и в голову не приходило, что Аннабел притворилась больной, чтобы остаться в Нью-Йорке. Она знала только, что у девушки нет денег, хотя она может заказать в „Плазе" все, что пожелает; в таком положении оказывались все англичане, поскольку официально дозволенная им к обмену сумма была смехотворно мала и им приходилось договариваться о покрытии расходов с друзьями-американцами.
В то же утро, немного позже, миссис Бейтс отвела Аннабел в магазин „Бергдорф Гудмэн", находившийся напротив „Плазы". За новые туалеты платило агентство – Аннабел должна была рассчитаться с ним позднее, из своих будущих заработков.
Перед ленчем Аннабел позвонила Шушу в надежде, что еще успеет и сумеет отговорить ее от поездки. Она сказала, что чувствует себя намного лучше и что, скорее всего, уже завтра сможет вылететь в Чикаго, к Элинор.
– Ну, слава Богу, – с облегчением вздохнула Шушу. – А то ты нас здорово напугала. Мне не удалось бы вылететь раньше, чем завтра утром… Одевайся потеплее и делай все, что говорит доктор.
– Непременно, – обещала Аннабел и тут же унеслась в „Сакс".
На следующее утро, после еще одного грандиозного похода по фешенебельным магазинам, на залитой солнцем Пятой авеню перед Аннабел в назначенное для нее время распахнул свои ярко-красные двери институт красоты „Элизабет Арден". Пятью часами позже из этих же дверей выпорхнула совсем иная Аннабел – по-новому накрашенная, с накладными ресницами, ногтями и с индивидуальными рекомендациями по макияжу в сумочке. Ей подстригли и осветлили волосы, изменили прическу. Роберто смоделировал для нее парик, накладку и шиньон, но готово все это будет через три недели.
Аннабел пришлось поспешить, чтобы успеть добраться до своего номера в „Плазе" и сообщить Шушу, прежде чем та ляжет спать, что у нее все в порядке и она вполне в состоянии вылететь в Чикаго.
– Ну и отлично, – обрадовалась Шушу. – Мне бы хотелось самой поболтать с Нелл, но тут ведь можно потратить сутки и не дозвониться. Уорминстерская телефонистка устраивает целую проблему из каждого звонка в Лондон – что уж говорить о Нью-Йорке!
– Я передам Ба привет от тебя, – пообещала Аннабел и отправилась в „Блумингдейл".
Вечером, говоря с Элинор, она прибегла к той же тактике: „наверное, завтра". Потом, дожидаясь Скотта, который заканчивал свою программу, она размышляла о том, что, хотя все матери сами были в свое время дочерьми, их, как ни странно, без особого труда удается дурачить таким юным особам, как она.
