- Да, это очень редкое заболевание в наших краях. Кроме того, благодаря постоянному применению пенициллина ревматизм вообще редок у детей в Америке. Но у меня заболело горло, и я…
- Вы не стали жаловаться домашним, - закончил за нее фразу Джеймс. - Вы не хотели их беспокоить.
- Я и не думала, что это что то серьезное. - Алисон пожала плечами, и отсветы пламени свечи заиграли бликами на ее золотисто рыжих локонах. - Конечно, это привело к серьезным осложнениям.
Алисон уже рассказывала Джеймсу, что родилась на свет недоношенной и чуть не погибла в восемнадцать лет при переливании крови. Для такой куколки, выраставшей в прочном коконе, ревматизм должен был стать серьезным испытанием. Джеймс решил, что должен узнать об этом побольше.
- У вас были осложнения?
- Нет, ничего серьезного, с точки зрения неврологии, - с какой то гордой улыбкой ответила Алисон. Потом, лукаво улыбнувшись, добавила: - Правда, мне пришлось иметь дело с артритом и ревмокардитом.
- То есть, вам пришлось долго лежать?
- Да, почти восемь месяцев.
- Это нелегко, - улыбнулся Джеймс. - Но мне почему то кажется, что вы были образцовой пациенткой.
- Наверное. Я понимала, что это важно, и к тому же первые месяцы я была слишком слаба, все время хотелось спать. Когда я окрепла, то целые дни проводила за чтением или играла во что нибудь с родственниками. Наконец доктора сказали, что я могу ходить по дому и двору. Тогда отец и купил мне фотокамеру. Мне она сразу понравилась, и это было самое лучшее лечение. Я сразу забыла о том, чего была лишена все эти месяцы - лошадях, классиках, в которые мне уже никогда не играть.
- Но в конце концов вы снова сели на лошадь? И играли в классики, и научились управлять самолетом, и обручились, собираясь выйти замуж.
- Да, все так.
- Как вы себя чувствуете сейчас? У вас не было никаких осложнений?
- Нет, я здорова. - И она взмахнула рукой, на которой болтался серебряный браслет с малиновыми буквами. - Иногда суставы похрустывают, особенно после того, как я долго сижу в одном положении или перерабатываю.
- Например, после того, как целый день бродите по Гонконгу?
Пламя свечи отплясывало в глазах Алисон, однако главный свет, золотистое сияние, горевшее в ее глазах, шло откуда то изнутри.
- В другом месте, может быть, но не в Гонконге. При такой жаре мне легче.
- А сердце?
Сердце Алисон было гораздо сильнее, чем она представляла себе: оно целый день колотилось в ожидании встречи с Джеймсом, а когда этот момент настал, амплитуда его колебаний увеличилась, отчего она чувствовала какое то головокружение и удовольствие одновременно.
- С сердцем у меня все в порядке, - ответила она наконец.
Сердце Алисон подвергалось исследованиям и раньше: чтобы убедиться, что ревматизм не оставил нежелательных последствий, врачи обследовали все четыре камеры при помощи пластиковых катетеров, но не нашли никаких пороков.
- А вы не боитесь, что в любой момент может появиться ваш жених?
- Нет, - испуганно ответила Алисон. Потом, рассмеявшись, она спросила: - Вы спрашиваете об этом, потому что мы говорили о моем сердце?
- Наверное.
- Он не появится, Джеймс; ни я, ни мое сердце не настроены на это.
- Вы уверены, Алисон? - мягко спросил Джеймс, видя, что на ее прекрасном лице промелькнула тень печали. - Мне кажется, вы не очень уверены в этом.
- Только не в этом. - Она на мгновение прикусила нижнюю губу. Потом, вдруг вспомнив о своем обещании быть честной с ним, она решилась: - Джеймс, мне кажется, я должна сказать вам кое что.
Когда Джеймс понял, что тревожит ее, он почувствовал одновременно горечь и облегчение. Алисон должна была это знать, и он сам собирался рассказать ей обо всем, но опасался, что это причинит ей боль.
По тому, как она опечалилась, Джеймс понял, что она уже знает.
- Вы ведь знаете о Гуинет, не так ли?
- Да.
- Вам сказала Ив?
- Нет, Мейлин.
- Интересно, почему она? - нахмурился Джеймс.
- Потому что я подняла эту тему. Я решила, что у вас какие то особые отношения с ней.
- И что сказала Мейлин?
- Что вы просто друзья. - Все, что до этого момента казалось учащенным сердцебиением, теперь показалось легким, спокойным и медленным ритмом. Алисон постаралась успокоиться, восстановить дыхание, но это было бесполезно. - И что вы отдаете все силы своей работе… и памяти Гуинет.
- Это так, Алисон, - спокойно подтвердил Джеймс. «Мне нечего предложить тебе, прекрасная бабочка. У меня остались только кошмары, моя ненависть и мой смертельный враг, который когда нибудь снова проявится из тени, чтобы нанести новый удар». - Я решил, что проживу остаток жизни в одиночестве.
В его глазах тоже отблескивали огоньки - золотистые на серебряном. И как у нее, настоящий их свет шел изнутри… но теперь даже золотое пламя не могло соперничать с внезапной чернью, появившейся на серебре.
Джеймс знал, какие у него сейчас глаза. Да, он был серебристой пантерой, готовой убивать, и перед лицом ее ярости хрупкая бабочка должна была грациозно улететь прочь.
Но она не хотела улетать. Девушка не отвела своих глаз, и странно: их изумруды горели сейчас еще ярче, чем прежде.
«Я поняла твою мысль, Джеймс: ты женат на Гуинет и останешься верным ей. Но ведь мы можем быть друзьями, разве нет?»
Центр Ллойд Аштона
Среда, 1 сентября 1993 г.
Вернувшись в час дня в свой офис после речи в Законодательном собрании, сэр Джеффри Ллойд Аштон заметил зеленый огонек, мигающий на маленьком черном устройстве на его столе. Обычно этот прибор не подавал признаков жизни - но теперь он ожил. Джеффри прошел по коврику к шкафу одиннадцатого века; оба были бесценными творениями искусства из сокровищ китайских императоров.
Однако шкаф был не просто украшением кабинета - за его резными дверцами скрывалась контрольная панель совершенной системы наблюдения. Из своего офиса Джеффри мог обозреть каждый дюйм Замка и его окрестностей, и, само собой, записывались все телефонные звонки. Контрольная панель в шкафу была уменьшенной копией панели в самом Замке. Тут у него был только один экран и видеомагнитофон, но в Замке, в комнате рядом с его кабинетом, скрытой за книжными полками, было достаточно приборов, чтобы записать все, что происходило каждую секунду в Замке и его окрестностях.
Система наблюдения была установлена во время возведения Замка, еще до того, как сэр Джеффри познакомился со своей будущей женой. Один из влиятельнейших граждан Гонконга отлично понимал, что ему придется устраивать вечера для местной элиты. Он хотел знать о всех разговорах своих гостей, даже о том, что они говорили шепотом. После назначения губернатора Паттена ценность этой информации еще более возросла. Бизнес и политика тесно переплетались, и нужно было выбирать, на чью сторону становиться: кто то полагал, что процветание Гонконга в долговременной перспективе может быть обеспечено только быстрым проведением демократических реформ, другие уже заключили тайные соглашения с пекинским правительством.
