Я не видел смысла в том, чтобы проявлять свои чувства. Любой бы решил, что я тебе не подхожу. Ты бы убежала от меня в ужасе, если бы я признался тебе. У матери с отцом случилась бы истерика. И, помимо всего прочего, был Хол, и я не хотел ранить его.
Слезы катились по ее щеке, которой она прислонилась к его плечу.
— Почему же ты говоришь мне все это сейчас?
— А ты не думаешь, что сейчас самое подходящее время узнать об этом? — Он обнял ее и поцеловал в макушку. — Ты любишь меня, Дженни?
— Да, думаю, да. Я имею в виду, что да, я знаю, что люблю. Это меня и смущает.
— Смущает?
— Моя жизнь была такой хорошо спланированной и организованной, столь тщательно упорядоченной вплоть до последних месяцев. После той ночи, когда Хол улетел в Центральную Америку, все стало иным. Та ночь изменила меня. Я теперь другая. Не могу объяснить.
Кейдж до боли зажмурил глаза. Он хотел ей все объяснить. Хотел сказать: «Ты изменилась потому, что мы занимались любовью, и наши тела поведали нам нечто, о чем мы втайне знали, но старались не обращать внимания долгие годы — ты была помолвлена не с тем братом».
Однако он не мог раскрыть ей этого. Не сейчас. Никогда. Это была тайна, которую он собирался хранить всю свою оставшуюся жизнь, даже если не сможет признать своего собственного ребенка. Дженни и так достаточно настрадалась. Он не хотел причинить ей еще больше боли.
Я как зверь, который вырос в неволе и внезапно оказался выброшенным на свободу. Я начинаю осознавать свое место в этой жизни. Каждый день узнаю нечто новое. Но это должно быть процессом постепенным.
Она подняла голову и проговорила, глядя прямо перед собой:
— Не проси меня об обещаниях и обязательствах, Кейдж. Все так сложно. Мне не удалось до конца разобраться со своими чувствами к Холу, но я поняла, что на самом деле к тебе испытываю. — И снова ее рука легла на его колено. Дженни нежно сжала его. — Я знаю только то, что, если ты внезапно исчезнешь из моей жизни, я не перенесу этого.
Кейдж коснулся ее руки:
— Ты ведь понимаешь, что бы произошло, если бы Рокси с Гэри нас не прервали, так?
— Мы бы могли заняться любовью.
— Мы по-прежнему можем заняться любовью.
— И это неправильно.
— Как ты можешь говорить это, если только что признала, что мы любим друг друга?
— Потому, что это касается еще кое-кого?
— Хола?
— Его ребенка, — мягко ответила она.
Кейдж надолго замолчал, потом проговорил с болью в голосе:
— Это и твой ребенок тоже, твоя плоть и кровь. Я люблю тебя. Я люблю ребенка. Все очень просто.
— Вряд ли это так просто, как тебе кажется. — Она снова положила голову ему на плечо и, помедлив, призналась: — Я хотела заняться с тобой сегодня любовью. Но даже это меня смущает.
— Почему?
— Я не могу сказать честно — тебя ли я хочу или еще одной ночи любви, подобной той, что была у меня с Холом? Это звучит низко и отвратительно, понимаю, но почему-то в том, что касается занятия любовью, я не могу в своем сознании отличить вас друг от друга.
У Кейджа защемило сердце.
— У нас все будет просто невероятно, обещаю. Так, как ты хочешь, чтобы это было. Но добившись тебя однажды, я не допущу, чтобы ты ушла. — Он уже упустил ее однажды ради Хола. И он совсем не собирался терять ее снова. — Но будь уверена, что ты готова к обязательствам прежде, чем займешься со мной любовью.
Она улыбнулась ему, стыдливой, соблазнительной улыбкой, от которой его сердце забилось быстрее. Однако вместо того, чтобы сильнее надавить на педаль газа, он нажал на тормоз и остановил машину на обочине.
— Зачем мы остановились? — слабо спросил Гэри с заднего сиденья.
— Я голоден, — ответил Кейдж.
— Кто может думать о еде в такое время? — возмутилась Рокси.
— А я думаю вовсе не о еде. — Кейдж заключил Дженни в объятия и потянулся к ней губами.
Прошло достаточно много времени, прежде чем «линкольн» вновь тронулся с места.
— Думаю, это было потрясающе романтично, — заметила Дженни, широко зевнув и безуспешно попытавшись прикрыть рот рукой.
— А мне кажется, что мы выглядели как кучка самых отъявленных головорезов со времен Бонни и Клайда, — возразил ей Кейдж. — Если бы я был тем мировым судьей, то забаррикадировал бы дверь.
Они подняли чиновника с постели, и он с великой неохотой согласился провести брачную церемонию. Потом жених и невеста были доставлены в отель, где они должны были провести несколько часов до отъезда в аэропорт. Выпив две чашки кофе в круглосуточной забегаловке и заправив «линкольн» бензином, Кейдж повернул его в сторону дома.
— Мы можем взять комнату в отеле и поспать несколько часов, — предложил он Дженни.
— Нет. Я чувствую себя такой твердой и решительной. Думаю, я скорее предпочту преодолеть всю дистанцию, чем сойду с пути.
Кейдж окинул ее взглядом и улыбнулся. По ряду причин этой ночью ей пришлось выдержать заведомо проигрышную битву со своей прической, и она вынуждена была полностью расстаться со всеми шпильками и заколками. Ее каштановые локоны разметались по плечам в примечательном беспорядке. Новая юбка и блузка были безнадежно помяты. Она выглядела как старлетка в эротических французских мелодрамах в сцене «утро после бурной ночи».
— Забавный вид, да?
— Просто восхитительный. А ну-ка, давай ложись и поспи, — предложил он, похлопав себя по коленям, показывая, куда ей следует положить голову.
— Боюсь, что ты заснешь, если я не поддержу компанию.
— Даже не беспокойся. Кофе поможет мне продержаться. Кроме того, я привык делать подобного рода дикие и безрассудные вещи. — Она состроила ему рожицу, и он рассмеялся. — Давай же, — продолжал настаивать Кейдж.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— Она легла на бок, устраиваясь как можно удобнее, и положила голову ему на колени. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула:
— Так хорошо…
Не отводя глаз от дороги, Кейдж развязал пояс на ее блузке и, просунув под нее руку, принялся массировать ей спину. Дженни блаженно вздохнула:
— Ты меня испортишь.
— С превеликим удовольствием. — Ее кожа была гладкой, как атлас. И теплой. Его рука гладила ее спину вверх-вниз, нежно массируя, освобождая ее от накопившегося напряжения и усталости. Ласково касаясь ее, он постепенно продвигался от ребер к центру. Наконец под ее приподнятыми руками он осторожно нащупал мягкую полноту ее груди.
— Кейдж…
— Все хорошо, — успокаивающе прошептал он.
И она действительно почувствовала, что все было хорошо и правильно, и, молчаливо согласившись с его ласками, снова расслабилась.
