— Антонио и Дамиан Эспада! — прокричала она. — Мы пришли. Что, никто даже не выйдет нас встретить?
В камере Мелисандра услышала звук шагов. «Сколько их там, двое, трое?» — спросила она себя. Закрыла глаза, стиснула зубы, выпрямила спину. Она будет изображать полное равнодушие. Ее здесь нет, она не будет с ними говорить. Они сами дали ей пример, какое отчаяние и страх может навести молчание. Она будет наблюдать за ними, как они наблюдали за ней. Хоть она и была лишена возможности видеть их, но покажет это своим поведением и хладнокровием. Она сделала глубокий вздох, почувствовав, как из-за испуга кровь стучала у нее в висках. Шаги приближались. Мелисандра сжала ладони, потерла ими друг о дружку. Еще чуть-чуть — и от всей ее решимости не останется и следа. Как долго может тянуться время! А может, шаги двигались в другом направлении? Она услышала голоса. Макловио. Его голос, характерный акцент. Это был Макловио, несомненно. Он говорил, приказывал, убеждал. Слова разобрать было проблематично, но речь шла о другом пленнике. Они были уже совсем близко. «Открой дверь», — говорил он, охранник отвечал — нет. У него были неукоснительные приказы. Он не смел не подчиниться. Пленник должен был остаться в другой камере. Они продолжали спорить. Мелисандра подумала, что ее мышцы не выдержат напряжения и разорвутся. Она закрыла глаза. У нее болела голова, кровь, безрассудно ударившая в мозг, давила ей на глазницы. Зубы стучали. «Ключи, — сказал голос Рафаэля, — ключи». Ей показалось, что она заблуждается, но этот голос точно пронзил ее насквозь, притупил все остальные ощущения. Она поняла, почему говорится, что голос может произвести эффект молнии. Ее словно ударило током. Она услышала звук металлической двери, с силой ударившей по стене. Еще удары. Возможно, они не видели ее. Они направлялись не к ней. Она сохраняла спокойствие. Рафаэль должен был вытащить ее отсюда. Внезапно возбуждение, произведенное на нее звуком их голосов, уступило место страху. А если им это не удастся? А потом их голоса исчезнут? А если это был стук другой двери, и она останется одна?
— Развяжи Мелисандру, Макловио. Закрой дверь. Не будем терять время.
Она почувствовала, как одним рывком с нее слетел мешок. Ей понадобились несколько секунд, чтобы понять, что происходит. Макловио развязывал веревки на ее руках и ногах. Рафаэль держал охранника, сжимая рукой его горло. Мужчина сопротивлялся, вырывался.
— Переодевайся, — сказал Макловио Мелисандре, бросая ей рюкзак и забирая ее веревки, чтобы связать ноги охраннику, предварительно ударив ногой его между ног. Мужчина зарычал от боли, скорчившись на полу без движения. Рафаэль связал охраннику руки. При помощи мешка ему заткнули рот.
«Ты в порядке?» — то и дело повторял Рафаэль, мимолетно поднимая глаза, чтобы взглянуть на нее и убедиться в правдивости ее утвердительного ответа, в то время как она открывала рюкзак и переодевалась. Она стянула с себя мокрые штаны, и надела военные брюки и военную рубашку поверх майки, кепку. Она всё еще дрожала. Ей с трудом удавалось застегнуть пуговицы. Они вышли, закрыли за собой дверь на ключ. В коридоре было темно и влажно. На большом расстоянии друг от друга висели подсвечники, которые отбрасывали тусклый свет и делали гигантскими их тени.
— Сейчас всем вести себя непринужденно, — сказал Макловио запыхавшимся голосом.
Они шли гуськом, останавливаясь, прежде чем повернуть за угол следующего коридора, в конце которого виднелась лестница.
Поднимаясь по бетонным ступенькам, они услышали какое-то странное волнение. Целая толпа солдат бегом спускалась по лестнице.
— Не поднимайтесь туда, не поднимайтесь, — кричали они им, пока те продолжали свой путь.
Прислонившись спиной к стене, они пропускали солдат и бежали, в свою очередь, в противоположном направлении.
Выйдя на плацдарм через маленькую дверь в конце забора, они заметили светящихся спектральных существ, проходящих через главный вход казармы.
— Что это за чертовщина? — пробубнил Макловио.
— Лучше тебе этого не знать, — ответил ему Рафаэль.
Им нужно было покинуть это место как можно скорее и ехать в отель к Хайме. Там они будут в безопасности. Они побежали к джипу Макловио. Когда поутихнет эта сумятица, солдаты вернутся, но пока еще продолжалась всеобщая паника. Они проезжали, провожаемые оторопевшими взглядами, но никто их не останавливал.
— Эспада взыщут с тебя за это, — говорил Рафаэль, пока Макловио беспрепятственно пересекал пропускные пункты благодаря силе авторитетных и решительных жестов.
— Взыщут, естественно, но моя жизнь в твоих руках, дружище, — сказал Макловио Рафаэлю. — Если полиция по борьбе с наркотиками не уничтожит плантации, наш долг будет погашен.
— Я ничего не понимаю, — сказала Мелисандра, проводя руками по волосам, по лицу, разминая запястья, кожа на которых еще горела после веревок.
— Я так и думал, — промямлил Рафаэль.
Антонио и Дамиан Эспада явно пытались скрыть свое беспокойство из-за того, что они расценивали как ловушку Энграсии, преследующую цель выставить их на посмешище: солдаты разбежались и отсутствуют гораздо больше допустимого времени, а они вынуждены выйти встречать ее, оказаться свидетелями, внезапно и без всякого предупреждения, того, как ночь трансформируется в шабаш с блуждающими огнями. Энграсия крикнула им, увидев их на плацдарме, что то, что они сейчас видят, она может объяснить, если они позволят ей войти. Эспада ничего не оставалось, кроме как пойти на это, несмотря на риск выставить себя трусами перед своими людьми.
Они прошли в офис Дамиана. Декорации для приема были тщательно продуманы. Прямо перед крылом самолета, служившим письменным столом, был расположен длинный стол. Энграсия заметила плотные гардины цвета красного вина, которые закрывали стены и погружали комнату в атмосферу церкви в период Святой недели. Она спросила себя, удавалось ли Эспада таким образом защитить свои тайны от просачивания из этих стен. Братья пригласили посетителей расположиться по одну сторону стола. Сами они займут другую в компании своих помощников, доверенных лиц, телохранителей и ряда солдат, которые будут стоять позади них. Оба мужчины не сводили глаз с Энграсии, поведение которой волей-неволей произвело на них впечатление. Они изгибались словно кошки, пытаясь уяснить для себя неясные детали, оттягивали время, чтобы вернуть свою статность, дерзость, чувство превосходства, с которыми они предполагали провести эту встречу, прежде чем она послала ко всем чертям их тщеславие, возникнув из ночи в образе какой-то сияющей Богини.
