– Да, очень, Хельге. – Она лежала с полузакрытыми глазами и смотрела на полоску серого рассвета, которая проникла сквозь приподнятую ставню.
Он снова поцеловал ее. Он надел уже пальто и держал в руках шляпу, но опять отошел от двери, опустился на колени перед кроватью и просунул руку под плечи Йенни.
– Спасибо, Йенни, – сказал он, снова целуя ее. – Помнишь, я вот так же рано утром благодарил тебя после того, как мы вместе провели ночь и гуляли утром в Авентино? Это было мое первое утро в Риме… Помнишь?
Йенни только кивнула головой в ответ.
– Ну, спи спокойно… Еще последний поцелуй… до скорого свидания… О, моя дивная Йенни!
В дверях он остановился.
– Да… как тут ворота?… Есть особый ключ? Ил и они просто заперты на засов?
– Да, на засов… Ты отопрешь изнутри и выйдешь, – ответила она устало.
Некоторое время Йенни лежала с закрытыми глазами. Но она ясно видела свое собственное тело под одеялом… белое, голое… это была уже негодная вещь, которую она отшвырнула, как швырнула накануне грязные перчатки. Это тело не принадлежало ей больше.
Вдруг она вздрогнула – на лестнице раздались шаги Хеггена… он поднимался медленно… отворил дверь в свою комнату. Йенни слышала, как он ходил взад и вперед по комнате, потом снова вышел и прошел на крышу. Вот над самой ее головой раздались его шаги…
Она была уверена, что он все знает. Но она была равнодушна к этому. В ней все замерло, и она не чувствовала больше душевных страданий. Ей казалось, что Гуннару должно представляться все случившееся таким же неизбежным и простым, как и ей самой.
То, что ей предстояло совершить, отнюдь не являлось результатом принятого ею решения – это она хорошо сознавала. Это должно было случиться, как случилось то, другое… как естественное последствие того, что она вечером отперла Хельге дверь.
Йенни высунула из-под одеяла ногу и стала рассматривать ее, как какой-то посторонний предмет. Нога была красива. Она выгнула подъем. Да, нога была красива, белая с голубыми жилками, розоватая у пятки и пальцев…
Она чувствовала смертельную усталость. И эта усталость была ей приятна. У нее было такое чувство, точно она только что избавилась от острых физических страданий. Пока он был у нее, ей казалось только, что ее толкают в темную бездну и что она падает, падает… и она испытывала блаженство от сознания, что погибает так… без воли, без мысли дает себя вытолкнуть из жизни… падает на самое дно, где мертвенно тихо. Она смутно сознавала, что отвечала на его ласки… и прижималась к нему… Теперь она чувствовала только смертельную усталость, и то, что ей оставалось сделать, она сделала машинально.
Она спустила ноги с кровати и сунула их в бронзовые туфли, которые всегда носила дома. Потом она тщательно вымылась, полуодетая села с распущенными волосами к зеркалу и причесалась. Она смотрела на свое лицо в зеркале, и ей казалось, что оно совершенно чужое.
После этого она подошла к маленькому столику, на котором стоял ящик с рисовальными принадлежностями. Ночью она вспомнила об остром скобеле, которым она снимала с полотна краски. Она вынула его, пощупала лезвие пальцами и отложила его в сторону. Потом она вынула складной ножик, который купила в Париже. Йенни открыла широкое и острое лезвие.
Не спеша она села на кровать, положила край подушки на ночной столик, оперлась о нее левой рукой и перерезала на ней вену.
Кровь брызнула фонтаном и попала на акварель, висевшую на стене над кроватью. Увидя, как высоко брызнула кровь, Йенни поспешила сунуть руку под одеяло.
В голове у нее не было ни одной мысли, страха она также не испытывала. Она только чувствовала, что отдается неизбежному. Даже боль от раны не мучила ее, боль была такая отчетливая и сосредоточилась в одном только месте.
Однако немного спустя в ней начало нарастать какое-то странное чувство… чувство безотчетного страха, которое становилось все настойчивее. Это не был страх перед чем-нибудь определенным… но это было то же замирание сердца, какое бывает от испуга… она задыхалась, и ее стало душить. Она открыла глаза, но перед ней пошли черные круги, и она ничего не видела. Она дышала все тяжелее, и ей показалось, что стены комнаты рушатся на нее. Она сползла с кровати, шатаясь, пробралась к двери и, ничего не видя, бросилась к лестнице на крышу, но на верхней ступеньке ноги ее подкосились и она упала…
Гуннар Хегген столкнулся с Хельге, когда тот выходил из ворот. Они поклонились друг другу и обменялись взглядами. Но они ни слова не сказали друг другу и разошлись.
Однако эта встреча отрезвила Хельге. После ночного опьянения его настроение вдруг резко изменилось. И то, что он только что пережил, показалось ему невероятным, непонятным. И ужасным.
Ужасна была встреча с той, о которой он мечтал все эти годы! Она не произнесла почти ни слова… сидела немая и холодная. А потом она вдруг бросилась в его объятия. Точно обезумевшая, но без единого слова. Только теперь он вдруг вспомнил, что она ничего не говорила… не произнесла ни слова в ответ на его страстные слова.
Она была чужая… ужасная… его Йенни. И только теперь ему стало ясно, что она никогда, никогда не принадлежала ему.
Хельге в волнении бродил по тихим улицам. Он несколько раз прошел по Корсо взад и вперед.
Он старался припомнить, какая она была. Пытался отделить воспоминания от грез. Он припоминал, какой она была, когда они были женихом и невестой. Но он не мог овладеть ею, она точно убегала от него… и вдруг он понял, что никогда, никогда он не владел ее душой. Всегда между ним и ею стояло что-то, нечто неуловимое, но он это ясно чувствовал.
И ничего не знал он о ней… Быть может, Хегген теперь у нее… Как знать?… Был другой, сказала она… кто другой… который… что другое, чего он не знал, но что он всегда чувствовал…
А теперь, после того, что было… он уже не мог больше отказаться от нее… он это чувствовал. Теперь более чем когда-нибудь… А ведь он совсем не знал ее. Кто она, эта женщина, которая держала его в своей власти… которая неотступно владела всеми его мыслями эти три года?…
И, охваченный безотчетным страхом, потеряв всякую власть над собой, Хельге бросился почти бегом назад к Йенни. Ворота стояли раскрытые. Не переводя дыхание, вбежал он по лестнице. Пусть она ответит ему… он не отпустит ее, пока она не скажет всего…
Дверь ее комнаты стояла раскрытой настежь.
Он заглянул туда… пустая кровать, окровавленные простыни… кровь на полу. Он обернулся к лестнице и увидел ее лежащей ничком на последней ступени… белый мрамор был залит кровью.
Хельге вскрикнул и подбежал к ней… взял ее на руки и поднял. Ее холодные руки безжизненно упали. Но в ее груди, к которой он прикасался рукой, еще сохранились последние признаки теплоты. И Хельге понял, понял с содроганием, что это тело, которое он несколько часов тому назад держал в своих объятиях, горячее, трепещущее и живое, теперь мертво… что оно скоро начнет разлагаться…
