черных ресничек белокурого ангелочка.
– Пливет, я – Ася, – голосочком человека, открывающего великую тайну, сообщает мне девочка, – а тебя как зовут?
Дети всегда вызывают у меня чувство какой-то необъяснимой оторопи. Особенно маленькие. Чем меньше ребенок – тем больше я притормаживаю. Что можно говорить? Как себя вести? Эта бомба не заревет, если я ей улыбнусь криво? И что со мной сделает её мама, если все-таки дитя разрыдается?
Стоит ли удивляться, что вместо своего имени, я почему-то вдруг выдала маленькой Асе:
– Холера. Меня зовут холера…
Боже, какой же взрыв хохота грохнул после этой моей фразы…
Кажется, где-то в кухонных шкафчиках даже забренчали боками бокалы, восхитившиеся таким фееричным фиаско.
Я очень запоздало поняла, в чем облажалась, и сконфуженно обернулась к Ройху. Обвиняюще. Это ведь он никак не может привыкнуть называть меня по имени и зовет только так. Скоро и вправду ведь забуду, какое имя у меня в паспорте записано! Из-за него!
И сам сейчас хохочет, даже слезы из уголков глаз вон пальцами промакивает. Довольный, гад! В веселых глазах нет ни грамма угрызений совести.
Ася, кажется, не поняла, в чем дело, и стоит, хмурит тонкие бровки, пробует на вкус мое “имечко”.
– Холела? – задумчиво повторяет она.
– Нет, нет, – сконфуженно трясу головой, – Катя. Катя. Извини, дружок, я немножко запуталась.
– А Холела? – малышка смотрит на меня внимательно и настойчиво, явно пытаясь разобраться, что творится в моей взрослой и полной всякой ерунды голове.
– А холерой меня… только дядя Юл называет, – примерить к Ройху “дядя” оказывается сложно, но я справляюсь.
– А! – Асю это объяснение очень устраивает. – А меня – снезной плинцессой.
– Кажется, он в тебя влюблен, – коварно бурчу я, – твое прозвище красивей.
Ася кивает с важным видом, будто и сама уже в курсе, что этот большой дядя-жираф к ней неравнодушен.
Ася отходит под тихие смешки, все еще пофыркивающих от моего феерического эпикфейла взрослых, начинает трогать за нос разлегшегося в углу далматинца. Я обеспокоенно кошусь на Снежку, но она все еще то и дело начинает хихикать, пытаясь охладить ладонями разгоряченные от смеха щеки. К тому, что её малышка начинает играть с собакой, Снежка относится флегматично.
– Господи, Катюша, ну ты даешь, – выдает она, и я начинаю чувствовать, как жар снова приливает к моим щекам. Боже. Такой дурой себя выставила. Может, сбежать? Отсидеться в комнате, сослаться на головную боль…
– А чем это ты тут занимаешься, Катерина? – мягко интересуется Юлий Владимирович, и его пальцы смыкаются вокруг моих, сжатых на рукоятке ножа.
– Мучаю мясо. Жду, пока Снежке станет его жалко и она спасет его от меня, – обреченно сознаюсь я. Его близость действует слегка успокаивающе. Он рядом. Не стремится быстрее запихнуть меня в машину, как поступил бы папочка, если бы я выдала что-то такое на публичном мероприятии.
– Мучать – это хорошо, конечно, – мурлычет Ройх, прижимаясь грудью к моим лопаткам, – но давай его все-таки сами приговорим, м?
Я помню, как задела его заминка с моим представлением. Настолько, что снова психанула, снова влезла, повела себя как ревнивая малолетка, но вот сейчас…
Кажется, он и не собирался ничего скрывать.
Прижимается ко мне откровенно. Сжимает мои пальцы. Вместе со мной в четыре руки начинает нарезать шмат вырезки.
– Отличное мясо, Снежок, – произносит Ройх, чуть проворачивая пальцами наш кусок, – сочное, упругое. Фермерское?
Он говорит так спокойно, так буднично, а я с каждой секундой краснею все сильнее и сильнее. Потому что в мое бедро упирается еще кое-что… упругое!
Эй! Ну тут ведь люди вообще-то! И ребенок…
Ну, ребенок, конечно с той стороны кухонного острова, она ничего не видит, но все-таки…
– Да, да, фермерское, – рассеянно откликается Снежок, глаз не поднимая от своей миски с соусом, – Макс, Асе надо искупаться перед ужином. От неё дымом пахнет.
– Ничего удивительного, мы ведь учились печь картошку перед пикником завтра, – Макс поднимается со своего дивана и сгребает Асю за бока. Девочка взвизгивает и начинает хаотично махать руками и ногами.
– Папа, я бабочка-а-а!
Интересно… Где-то на подкорке у меня отложилась мысль, что Снежка и Максим поженились недавно.
Я ошиблась?
– Не отвлекайся от инструмента, холера, – с мягкой укоризной роняет Ройх, а сам трется стояком своим об мою попу еще настойчивей. С трудом удерживаю в себе вопрос – от какого именно “инструмента” мне предлагается не отвлекаться. От ножа, или?…
– Ты поняла, как нужно? – от шепота Ройха у меня по коже бегут горячие мурашки.
Бросаю вороватый взгляд на оставшуюся в кухне Снежку, но она как раз стоит к нам спиной и колдует там что-то свое.
– Давай сама теперь, – Ройх отпускает мои пальцы, но сам даже не думает отодвигаться. Даже еще плотнее придвигается.
– А ты что?
– А я буду наблюдать, чтобы ты все делала правильно, конечно, – он не ведет и глазом.
На самом деле после его “мастер-класса” дело идет быстрее. И моя природная кулинарная криворукость будто засыпает, или сдается невиданной силе педагогических талантов Ройха. Мясо уступает ножу и моим рукам. Сначала – медленно, потом быстрее и еще быстрее. В конце концов, оказывается, что последний кусочек я сбрасываю одновременно с тем, как кастрюлька с соусом Снежки брякает об столешницу.
– Все! – радостно улыбаюсь и незаметно от собеседницы выгибаю спину чуть сильнее, чтобы теперь уже мне задеть бедром многоуважемого моего профессора. Как оно там?
Думала, там уже расслабилось, и с удивлением понимаю, что нифига подобного. По-прежнему дыбом. Кажется, еще тверже, чем десять минут назад…
– Вот видишь, – Снежана улыбается мне с доброй насмешкой, – а ты “не мое, по гороскопу с кухней не сочетаюсь”.
– Ну, я ведь не сама, – отвечаю ей смущенно. А за пределами видимости Снежки щиплет меня за ягодицу чертов Юлий Владимирович. Да он что, издевается?
– Да брось, ты больше боялась накосячить. Или меня боялась. С Юлом только расслабилась, – Снежна ставит на стол огромный глубокий противень, – а теперь сделайте одолжение – сгиньте на полчасика хотя бы. Я хочу помедитировать тут одна. Без обид?
– Ну что ты, Снежик, какие обиды, – Ройх обнимает меня за талию и увлекает к двери, – я как раз хотел показать Катерине комнату для гостей. Полчасика, говоришь? А тебе не мало? Может, нам час тебя не отвлекать? Два?
– Что ты там такое собрался Кате столько времени показывать, – насмешливо щурится Снежка, – неужто в гостевой есть тайный ход, о котором мы не в курсе?
– Тайного хода нет, – Ройх говорит это, практически выпихнув меня из двери в кухню, – но я найду, что ей показать. Даже не сомневайся.
– Кровать
