и ответил:
– Только если мой заместитель подготовит завтра отчёт о ситуации в сфере здравоохранения.
Ухмыльнулся. До сих пор не знаю, как я на это согласился. Да ещё и бизнес охранный не забросил. Это все Ева с ее кипучей детальностью.
– Пойдём скорее! Я тебе такое расскажу.
Лиза подмигнула мне и увела испуганную жену, явно намереваясь отвлечь ее. В этот момент позади послышались шаги:
– Не люблю я этот особняк.
Обернулся. С улыбкой и крепким родным рукопожатием встретил брата и его ворчащую девушку. Адалина не спешила выскочить за Максима замуж. Я очень удивился, что такие женщины вообще существуют.
Ада смотрела, как волчонок, исподлобья, сжимая руку Максима. Ее чувства легко было понять. Ведь столько всего случилось с ней именно в этом доме.
– Пойду я исправлю ее отношение. Ей ещё петь сегодня.
Макс подмигнул мне и потащил сопротивляющуюся супругу куда-то в кулуары. Покачал головой и подумал о том, что расслабляем наших женщин мы одним проверенным и старым как мир методом.
– Мда, после Олега и сестры я совсем ничему не удивляюсь. Даже такому поведению Макса.
Марк схватил рядом стоящий бокал и отпил из него. А потом посмотрел куда в проход и пробурчал:
– Помяни черта…
Улыбнулся. У Быстрицкого всегда были особые отношения с сестрой, а уж когда она охмурила нашего общего друга Олега Еремеева… В общем, она с видом довольной кошки пробиралась нам навстречу вместе с вышеупомянутым другом.
Я наблюдал за тем, как Марк пререкается с Кариной, пытаясь упрекнуть ее, что она оставила новорождённого сына с няней, а сама двинула на светское мероприятие… Краем глаза зацепив возвращение довольного брата и его взлохмаченной, но уже более спокойной девушки.
А потом… А потом все померкло, и на сцену вышла она. Мой ангел. Все мигом замолчали. Хотя народу было много.
Где-то в тени стоит Ильяс с женой. Он всегда остаётся в тени по понятным причинам. Не все готовы простить ему то, что смогла простить Ева. Я, например так и не смирился с потерей Маши.
Тут были и жертвы игр, и те, кто только слышал о них. Представители прессы и в целом те, что так или иначе разнесут по всему свету то, что скажет моя супруга – руководитель фонда для пострадавших от игр. Она несколько раз стукнула по микрофону, проверяя звук.
На этот раз на ее лице не было ни грамма волнения. Она свято верила в то, что делает, и любила это.
– Дорогие друзья. Хочу нас всех поздравить. Со вчерашнего дня мы хотим официально объявить, что игры для взрослых в Гродном прекратили своё существование.
Со всех сторон посыпались искренние овации.
– Это тяжёлое время, когда мы теряли близких, испытывали боль, стыд и ужас, позади. Но я все равно хочу обратиться к каждому, кто пострадал – помощь есть, мы готовы оказать вам ее. Подставить плечо и вытащить из любой жизненной неурядицы. Я прошу вас, доверьтесь нам, как я когда-то поверила в то, что этот кошмар закончится…
В звенящей тишине она нашла мои глаза, и только мы вдвоём понимали, о чем она говорит. Довериться…
– Мы рядом и есть друг у друга, и это самое важное. Все можно пережить, но вместе. Надеюсь, что вы наберетесь смелости и придёте к нам…
Дальше следовала общая информация про фонд и другие новости. Я гордился ей. Гордился тем, как Еве удавалось вкладывать душу в то, во что она верила.
Вечером, когда все было позади и мы лежали в одной постели, она тихо плакала у меня на плече. Я точно знал, что это слёзы облегчения. У нас получилось, у нее получилось.
– Теперь же все будет хорошо?
Она, всхлипывая, прижималась ко мне всем своим так приятно округлившимся телом. Я ответил:
– Конечно.
Она посмотрела в мои бездонные глаза и тихо сказала:
– Я тебя очень…
А я ей ответил:
– И я тебя…
Эпилог. Ева
Руки тряслись. А в них дрожала фотография. Я не верила своим глазам. Ещё и ещё смотрела на пожелтевшие страницы. Быть того не может!
Нашему фонду исполнилось три года, а руки только дошли до старых архивов отца. Он бережно их хранил и боялся обнародовать. Думаю, страх так и не отпустил его до конца.
Они сейчас с мамой ушли на утреннюю пробежку, а я решила разобрать очередную коробку. Игорь жалуется, что я постоянно работаю, что мало времени уделяю ему и сыну, но…
Я побежала на улицу, накидывая попутно легкое пальто. Прямо в тапках понеслась по снегу навстречу двум точкам, приближавшимся из леса.
Родители выбежали навстречу. Румяные, счастливые. Такие, какими могут быть только люди, глубоко удовлетворённые жизнью. Какое счастье, что они смогли забыть все обиды и просто жить дальше.
Какое счастье, что я смогла простить. Смогла принять и одновременно с этим отпустить прошлое. Смогла помочь исправить то, что было можно, но теперь…
– Папа!
Кажется, я никогда не привыкну к этой его смущенной улыбке. Будто он до сих пор сомневается, что заслужил это звание. Но в настоящий момент мне было не до его душевных терзаний…
– Папа, посмотри, это же фото тебе знакомо? Я нашла его в коробке спасённых тобою девушек.
Я буквально впихнула ему фото в руки, в то время как мама уже суетилась, замечая, как я одета:
– Боже мой! Ева, ты совсем с ума сошла в таком виде выбегать. Ну вроде уже большая девочка…
Я перебила ее, снова тыча в фото:
– Папа, посмотри, пожалуйста. Ты помнишь эту девушку?
Отец всматривался в фото, нахмурившись. Переводил на меня обеспокоенный взгляд и снова разглядывал правильные черты лица и голубые глаза.
Меня же колотило. Если все окажется правдой, если есть хотя бы малейший шанс! Мы за эти годы помогли стольким… Тысячи жертв игр нашли новый дом и благодаря работе
