ней закрывается, а я еще, как истукан, стою и пялюсь в одну точку.
Она что, решила, будто я… будто мы... она просто “очередная”? Что за бред! Только слепой бы не увидел, с какой адской силой меня к ней тянет. Мне кажется, уже заметили это все еще до нашей поездки в эти гребаные Кедрушки! Весь офис то и дело шепчется у нас за спиной, я просто удачно гаркал, пресекая всякие шепотки, а она… нет, серьезно? Я ей чуть в любви не признался в вечер “перемирия”, а Полина? Аристова на утро даже не вспомнила о том, что я ей тогда говорил! А теперь заявилась и выдала такое.
Вот же упрямая ослица!
И появляется ужасное желание догнать. Зажать где-нибудь в углу и наорать. Что она о себе возомнила?
А обо мне?
Сама зажимается с этим Сотниковым, изводит меня своими сногсшибательными костюмами и облегающими юбками, а я значит, ее использовал?
Ну, Аристова!
Еще сегодня утром, когда наконец-то увидел ее в своем кабинете, думал, что уволю. Одна часть меня была готова пищать от радости и восторга, что она здесь. Снова рядом. Снова со мной. Моя! А вторая… вторая услужливо подкидывала мне информацию о том, где и с кем она провела отпуск. Я не совсем дебил! И проверил после приезда, Сотников так и не вернулся в столицу. А это значит…
Из последних сил держал лицо, руки и язык, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Думал, взорвусь, ненавидел себя за тот шок и растерянность, что видел в ее невероятных, любимых глазах, когда с беспристрастной маской на лице выдавал указания. Она жалась, робела, краснела и волновалась. Совершенно другая, совершенно не моя Полина.
Но еще тогда я был полон решимости обрубить наши с ней связи. За две недели в мозгах произошла капитальная перестройка. Думал, что, вычеркнув ее из своей жизни, смогу вырвать и из мыслей. А уж тем более из сердца.
Но не смог.
Видит бог, я с десяток раз за день пытался позвонить в отдел кадров и уволить ее.
Не получилось.
Рука не поднялась.
Она мне нужна. Рядом. И никак иначе.
Даже если я ей совсем не нужен, и она будет и дальше крутить роман со своим петухом Сотниковым, не отпущу.
Наоборот. Отправлю на повышение!
Даже отдал приказ, чтобы для нее начали готовить новый кабинет, чтобы готовили назначение и трудовой договор.
А тут она. Со стальной решимостью в глазах и своим дурацким заявлением, написанным до зубного скрежета невероятно аккуратным почерком.
Нет, “галочка”? Она серьезно, что ли?
Почему измывалась у меня за спиной она, а виноватым чувствую себя я? Тем более после ее взгляда, который она бросила напоследок. И голоса, который в какой-то момент дрогнул.
Что, святые ежики, тут происходит?
Мог ли я все воспринять неправильно? Полина что-то тогда объясняла о том, что Сотников притащился в деревню сам, что она не знала… да, кажется, так она сказала. Вот только я тогда не слышал и не хотел слушать. Как нередко бывало, вбил себе в голову идею и пер напролом, как танк, даже не пожелав ее выслушать. А что, если я мудак и все понял не так?
Потому что то, что я увидел сегодня в ее глазах, на ее лице: осуждение, жалость, сожаление – совершенно не вязалось с образом решившей поиздеваться надо мной Аристовой. Что, если я непроходимый болван и зря тут играю снеговика?
Но прояснить ситуацию теперь может только один человек. Непосредственный участник всей этой заварушки.
Прежде чем соображаю, накидываю на плечи куртку, хватаю ключи от машины и вылетают из офиса.
Пока спускаюсь, попутно набираю номер секретаря и прошу уточнить на своем ли рабочем месте Сотников. Он тоже, как Аристова, вернулся из отпуска только на днях.
– Да, он еще пока на месте, Антон Сергеевич, – слышу непонимание в тоне секретаря. – Простите, а зачем он вам? Вы же обычно сами не контактируете с местными управляющими…
– О погоде поговорим. Спасибо за информацию, – говорю, не имея желания отчитываться за свои действия, и бросаю трубку.
Заскакиваю в машину и давлю по газам.
Пока еду до ювелирного, внутри все клокочет. Кажется, если прислушаться, можно услышать, как бурлит кровь в венах. А еще от волнения долбят барабаны в висках. Руки сжимают руль со всей силы, а ноги то и дело отстукивают в нетерпении.
Неужели я и правда оказался твердолобым придурком?
Ведь в какой-то момент, там, в деревне, почувствовал ответные чувства со стороны Полины. Совершенно точно ощутил, что также ей небезразличен! Но… с успехом эти “звоночки” проигнорировал. Еще и гадостей наговорил.
Дал бы мне кто хорошую затрещину! Еще с Сотниковым не поговорил, но теперь больше чем уверен – заслужил. А то и две.
Машину бросаю, припарковавшись абы как, и, поставив на сигналку, захожу.
– Антон Сергеевич? – подрывается с места продавец-консультант, только завидев меня на пороге.
– Начальство у себя?
– Д...д...да, – начала заикаться бедная девчонка, но я сейчас был слишком взвинчен, чтобы расточать улыбки и рассыпаться в любезностях.
Не дожидаясь, пока меня проводят, прохожу в “подсобные помещения” и чуть ли не с ноги вышибаю дверь в кабинет Сотникова.
– Какого…? – вскакивает с места бегемот, но завидев меня, усаживает свою пятую точку на место и, как пугливая школьница, складывает руки на столе. – Антон Сергеевич?
Надо же. А в деревне не чурался разговаривать чуть ли не на отвали. Ох, как атмосфера меняет людей. В деревне – деревенское быдло, в городе – примерный мальчик.
– Сотников! – прохожу в кабинет, плотно закрывая за собой дверь. Не нужны нам тут лишние уши.
– Что-то стряслось?
– Стряслось! – ухмыляюсь, невидящим взглядом окидывая кабинет. Тесно, узко, мрачно. Как раз для него. – Сейчас я задам парочку вопросов, а ты мне дашь на них парочку честных ответов.
– Все, что касается работы, без проблем.
– Напрямую это работы не касается. Но если соврешь, завтра же вылетишь со своей пригретой должности по статье. Поэтому лукавить и юлить не советую.
– Я понял.
– Итак, – усаживаюсь напротив побледневшего, как поганка, Сотникова, – первый вопрос: какого черта ты приперся в Красноярск? Второй: откуда ты узнал, где искать Аристову? И третий: что она тебе о нас говорила?
Теперь бедолага сменил белый цвет лица на землисто-зеленый и, ослабив галстук, начал со слов:
– Ничего...
