– Все, что захочешь! – кивал он. – Может, денег дать?
– Не надо, – отказался Страхов. – Деньги не нужны. Ваша жена говорила, что вы и так много делаете для благотворительности.
– Да, он делает! Мы и лекарства поставляем бесплатно, и выплачиваем средства на лечение за границей. И еще проводим сбор средств, социальную рекламу, – вмешалась Дарья. Фонд – ее гордость.
Но не бизнесмена. Ярослав с интересом отметил, что Баренцев недоволен, что морщится и отводит глаза, не слушает того, что рассказывает жена. Может быть, вся эта благотворительность – только болтовня?
– Подавайте ужин! – крикнул он, прерывая, таким образом, рассказ Дарьи. Все встали и прошли в столовую. Прислуга, пожилая женщина в темной униформе, с серьезнейшим выражением лица расставляла блюда на огромном овальном столе. Белоснежная скатерть, завернутые в салфетки приборы, свечи. Ярослав не стал садиться за стол. Устроился около окна.
– Я не голоден, – заявил он, чем снова взбесил Дмитрия Рудольфовича.
– Не можешь ты быть не голоден. Я бы быка съел. Надо.
– Нет, – уперся Ярослав, игнорируя разносолы, которыми заполнили стол.
– Он вегетарианец, – прошептала Дарья своему мужу. Тот покраснел и тут же щелкнул пальцами. Через минуту на столе появились фрукты и какое-то овощное рагу, которое жена держала для диеты.
Все было по-семейному. Ужин при свечах, долгие разговоры о жизни, воспоминания, которыми так приятно делиться, глядя на танцующие лепестки пламени в камине. Бизнесмен рассказал многое, но все было не то. Старые истории, ничего не значащие признания.
– Что со мной будет? Это повторится? – спросил он, когда Ярослав стоял у него за спиной с горящей свечой в руке.
– Что?
– У меня был инфаркт. Теперь не хочу умирать, – тихо пробормотал бизнесмен, и Ярослав понял, что это и есть «оно» – страх. Самый базовый, от которого ни один еще не сбежал, хотя все пытались.
– Все умирают. И вы тоже.
– Что ждет там, – спросил Баренцев.
– Как и других.
– Суд? – И в голосе у Дмитрия Рудольфовича появилась дрожь. Животный ужас смешался с человеческим страхом, способным проникать свозь толщу неизвестности с помощью сознания. Уникальная способность разума спросить себя – а что будет потом? Такая полезная и такая пугающая, – никто больше не умеет задавать этого вопроса. Никто во всей вселенной.
– Вы должны остановиться, – пробормотал Ярослав устало и лег прямо на пол, у камина. Он молчал, а бизнесмен вдруг принес из кабинета сумку и поставил рядом с целителем.
– Возьми.
– Что это? – сонно переспросил Ярослав.
– Деньги.
– Деньги? – На его лице появилась гримаса отвращения.
– Да. Двести тысяч долларов. Все, что у меня есть наличными. Это сейчас. Потом еще достану.
– Мне ничего не надо.
– Это ты уж как знаешь. Не надо – отдай, куда посчитаешь нужным.
– Но это не поможет.
– Знаю. Должен остановиться, – прикусил губу Баренцев. Он сел рядом с Ярославом на пол и уставился на огонь. – Но это не так просто, веришь? Да откуда тебе, не понимаешь ты ни черта. Не могу остановиться.
– Все всегда в нашей власти.
– А ты злой! – процедил Баренцев после того, как долго сверлил сонного Страхова недобрым взглядом.
– Не обещал быть добрым, – ответил тот.
– Думаешь, хочу зла? Ничего подобного. Это просто бизнес.
– В бизнесе ничего не понимаю, – покачал головой Ярослав.
– А я понимаю. Купи-продай – это ни черта не то, это «пизьнесь». Таких «пизьнесьменов» знаешь, сколько? Откроют магазин – закроют магазин. Бегают чего-то, суетятся. Терки, базары, проценты по каким-то займам. Все это – чушь собачья.
– Большие деньги любят тишину, – усмехнулся тихонько целитель.
– Именно. Тишину кабинетов. Баренцев показал глазами на камин. – Все они оттуда, из огня приходят, и сжигают людей, как бумагу.
– Деньги – это ты. Что ты есть, тем и они станут. Энергия. Можешь давать жизнь, как этот фонд твоей жены. – Страхов сознательно снова надавил на эту кнопку и снова успел отследить выражение недовольства на лице. – А могут убивать. Создавать оружие, нести смерть.
– Ты же не оставишь меня? Как мне с тобой связаться? Хочу, чтобы ты был рядом, когда мне понадобишься.
– Я вам не нужен, – покачал головой Ярослав. – Нужно только остановиться.
– Достал ты меня этим бредом.
– Разве такой уж бред? – Страхов склонил голову набок и посмотрел на бизнесмена насмешливым взглядом.
– Не могу, – прошептал Баренцев. – Уже слишком поздно.
– Никогда не поздно, пока человек жив, – заверил его Ярослав. Сколько раз он говорил эту фразу? Интересно, как там Василиса. От одной мысли о том, что она могла умереть, у него кровь стыла в жилах. Никогда ни за что не подставит ее больше.
– Ничего ты не понимаешь. Бесполезно с тобой, – махнул рукой Дмитрий Рудольфович.
– Ну конечно! – воскликнул Страхов, взмахнув рукой. – Я ничего не понимаю!
Бизнесмен и шарлатан-экстрасенс сидели друг напротив друга и смотрели на огонь, не зная, что еще сказать. Затем Баренцев подтолкнул ногой сумку с деньгами ближе к Ярославу.
– Бери деньги – и иди. Хочу, чтобы ты их пристроил. – Он кивнул на сумку. – На что-нибудь хорошее.
– Вы не можете купить прощение.
– Знаю, – вздохнул тот. – Иди, целитель, а я подумаю.
– Это хорошо. Подумайте, – кивнул Страхов. Затем снял с шеи амулет и повесил на шею Баренцева. Не факт, конечно, что он все еще работает после ледяного купания. И все же… Кто знает.
– Спасибо, что спас меня, – пробормотал Баренцев Ярославу вслед. Уже в дверях тот остановился и решил проверить еще кое-что, пробить свою догадку.
– Она – чистая. Не такая, как вы. Любит вас, – сказал он, глядя на Баренцева добрым, грустным взглядом. – На самом деле. Не так, как вы – ее.
Бизнесмен Дмитрий Баренцев, пятидесяти восьми лет от роду, застыл на месте, побледнел и раскрыл рот, чтобы что-то ответить. Но так ничего и не ответил. Ярослав развернулся и вышел. Он прошел по дорожке через сад – участок был большим и прекрасно декорированным. Снега уже почти не осталось, и кое-где можно было видеть следы прошлогодней, темно-коричневой травы. Скоро будет тепло. Это чувствовалось в воздухе.
Страхов забросил сумку за спину и сел в «БМВ». Раннее утро и Москва, – не поверишь глазам – пустая и чистая, сияет, как начищенный пятак. Огни переливающихся всеми цветами радуги витрин постепенно гасли, и Ярослав подумал, что в некоторых местах в определенные моменты – такие, как этот, например, улочки Москвы и Питера становятся неуловимо похожими. Особенно, если не присматриваться слишком сильно.
