А ведь, действительно, за последние недели никаких напоминаний о себе, ни звонков, ни сообщений, ничего…
— Лотта?
— Прости, о чем мы?
— О том, что совещание окончено.
Коллеги хохотнули и разошлись по своим делам.
— Ты в норме?
— Конечно.
— Какие-то проблемы?
— Просто задумалась о своем, не перешла в режим работы. Сейчас схожу за кофе с лавандой и стану рабочим роботом.
— Роботом не надо. Слушай, как Федьку остановить в его желании накормить меня шарлоткой? Я этот пирог уже видеть не могу.
— Приноси сюда, наши сметут в момент.
Желающих вернуться в рабочее состояние как-то много, пришлось на полчаса зависнуть в кафешке, чтоб получить свой пышнопенный капучино с капелькой лаванды. Как же хотелось отключить телефон, но приходилось отвечать на звонки. Рабочее настроение решило улетучиться окончательно, кофе не помог. Выяснять нечего, это его право, и если честно, то он прав. Терпение не бывает бесконечным.
До кабинета пришлось пробираться через дебри коробок и лианы полиэтилена. Шторы, казалось, слиплись за все эти месяцы и не хотели раскрываться и показывать прозрачность окон. Но я с ними справилась, тюль сдался быстрей. Распахнула окно, впуская морозный воздух, яркие лучи зимнего солнца.
— Решила выбраться из потемок и замерзнуть к чертовой бабушке?
Денис закрыл окно, забрал из моих рук стаканчик с остывшим кофе. Я смотрела на обновленный биллборд.
— Ден, я хочу уйти.
— Иди.
— Ты не понял. Я хочу уйти на Новый год и каникулы.
— Я понял, Лотта. Нам будет тяжело без тебя, но мы справимся.
— Уверен?
— Нет. Но я предпочитаю потерять тебя на одни каникулы, а не навсегда. Тебе действительно надо. А мы постараемся сильно не косячить. Иди. Пока я не передумал. На связь только хоть иногда выходи.
— Спасибо.
Сумка, пальто, удивленные лица коллег, дебри коробок и лианы полиэтилена, лифт. Мороз улицы. Биллборд. Вилла, обновленный регулярный парк и белоснежные статуи. Стоит убедиться, что мои обожаемые фрески целы. А заодно кое-что сжечь в камине.
Никогда вещи так быстро не собирались, три черных дневника были закинуты в сумку. Осталось только достать билеты. Вместо нескольких часов пришлось потратить почти сутки, чтоб добраться до Рима, не стала рисковать и провела пару часов в гостинице, чтоб поспать. С моим традиционным "повернула не туда, и кто слушает этот навигатор" добралась в потемках. Город сиял гирляндами, праздничные вертепы так и не исчезли с улиц, хотя католическое Рождество уже давно прошло.
Ворота виллы тоже мигали цветными огоньками, Мария, как обычно, встречала. Экономка следила, чтоб я не врезалась куда-нибудь, пока загоняла машину, поцокав языком на мои водительские мучения, закрыла ворота.
— Я там все приготовила. С праздниками, счастья и всего хорошего.
— Вы мне доверите дом?
— Но вы же его не спалите, Шарлотта. Кто знает.
Ведь мне нужен камин.
— Я побегу, меня ждут.
Экономка сбежала, а я так и стояла у дома.
Гостиная встречала огромной елкой в пестрых огоньках гирлянд и ярких мазках стеклянных красных шаров, вкусно пахло выпечкой, и было так уютно. Не хватало только огня в камине и празднующих.
Пальто разметалось на диване, ключи от машины и сумка поселились на низком столике. Пристроилась у камина, поленья не хотели разгораться, и все же сдались огню. Цепь сообщений с поздравлениями напомнила, что в Москве уже скоро будет Новый год. И почему бы не встретить его здесь, у камина. Мария предусмотрительно оставила охлаждаться пару бутылок шампанского, французского. О, главное, чтоб об этом не прознали местные, а то еще линчуют за непочтительное отношение к их продукции.
Замысловатые закуски на столике рядом с камином, короткая записка с перечнем того, что ожидает на кухне. И все же запах сдобы победил. Пошла на кухню. Есть хотелось нестерпимо. Еще горячая чиабатта соблазнительно похрустывала боками, пока ее резала и намазывала слегка островатым сыром, зелень сверху, и сжигание прошлого в компании двух таких аппетитных бутербродов пройдет куда веселей.
Сейчас как вернусь в гостиную к камину, как все сожгу. Настроение странное, непонятное, виллу бы не спалить.
— Вы же в Нью-Йорке?
— Ага, на приеме у мэра, — подтвердил Греков, отпивая из бокала виски.
— Тогда не буду мешать и быстренько свалю.
— Неа, — он подбросил ключи от моей машины в ладони и спрятал их в карман. — Ася говорила, что ты отвратительно водишь.
— Что значит отвратительно? У меня нет ни аварий, ни штрафов.
Даже как-то обидно за себя.
— И все же Асиной информации я доверяю больше.
— Пффф.
— Отвезу, куда скажешь. Но не сегодня.
Греков демонстративно сделал глоток из бокала и абсолютно нагло утащил бутерброд с моей тарелки.
— Что ж, я тогда тоже выпью. Не возражаете?
— Нет, мой дом, все его запасы еды и спиртного в твоем полном распоряжении.
— И камин?
— И он тоже.
Успела убрать тарелку, прежде чем последний бутерброд утащит Павлинчик.
— Не буду мешать, — отвесил поклон Греков.
Ну, раз не возражает, и за руль сегодня не садиться, то сам и виноват, схватилась за шампанское. Пробка догнала Павла в дверном проеме.
— Мать твою.
Но не его переломанные ребра сейчас меня волновали, а лужа на полу, что стремительно приближалась к дорогущему арабскому ковру, мой шарф немного остановил движение шипящего напитка. Откинула угол ковра, чтоб не намок.
— Мария меня убьет. Она меня убьет, точно убьет. Я бы на ее месте убила.
Метнулась в кухню и, схватив полотенца и салфетки, внеслась в гостиную, где Греков шваброй собирал несчастное Клико. Следы урона были совместно уничтожены.
— Очень больно?
— Терпимо.
— Я не специально. Просто не дружу с пробками от шампанского.
— Организуешь банкеты и не можешь открыть шампанское?
— Почему же, могу, с последствиями. Мой личный рекорд — две люстры одной пробкой, вдребезги. Так что радуйтесь, что дом цел.
Вылила в бокал остатки шампанского, всего два глотка, а была полная бутылка. Вина совсем не хотелось. Повторять испытания опасалась.
— Открыть?
Закивала активно, как алкоголики на лавочке при вопросе "третьим будешь?". Бутылка с тихим хлопком открылась, и только холодный дымок. И почему эта простейшая манипуляция в моих руках заканчивается хаосом? Бокал наполнился. Греков, в очередной раз поклонившись, скрылся из гостиной.
Может, и к лучшему.
Выудила из сумки дневники, удобно устроилась у камина с бутылочкой шампанского, бокалом и бутербродом. Листы не хотели вырываться, но мне удалось побороть плен клея и ниток, и часть плохих воспоминаний испарилась в огне, дальше было легче. Павел сел со мной рядом. Еще один бокал, тарелка с закусками.
— Что делаешь?
— Избавляюсь от воспоминаний. От плохих, видишь, как их много было.
Он взял один из дневников и тоже стал выдирать листы и бросать их в огонь. Иногда мне удавалось зацепиться за слова прежде, чем они сгорят, но теперь они ничего не значили.
— Я тут тоже есть?
— Хочешь стать воспоминанием?
— Не особо, но и делать больно не хочу.
— Тебя там нет.
И ведь действительно нет.
— Ну, если хочешь, впишу и сожгу.
— И что ты напишешь?
— Он так и не задал вопрос, что я хотела услышать.
— Я задал.
— Да? Лотта, ты будешь… картошечку с грибами? Лотта, ты станешь… космонавтом? Ты так и не спросил.
— Ты прекрасно понимала, что спрашиваю. И ответила отказом.
— Не важно, что я понимала, Греков, важно, что я очень хотела услышать и так и не услышала.
— Спросить?
— Неа. Не сегодня.
Отправила последние листы в камин. Бутылка шампанского давно опустела. Треск огня в камине, и никуда не хочется уходить. Там бы и просидела до конца жизни.
— И все же, почему ты здесь?
— Здесь проще ждать.
— Ждать? Чего ждать?
— Когда закончится твой чертов сезон, и можно будет опять вселиться, — прошептал Греков, словно выдавал стратегический план захвата Земли. Почему-то мое воображение тут же выдало картинку из старых черно-белых фильмов — самосвал с вещами и обязательными пианино и фикусом, женщины с чемоданами и детьми в кабине и полутрезвых грузчиков. Кстати, а мой-то чемоданчик в багажнике.
