Было так обидно и больно. Гараев врал мне, действительно врал, а я ему доверяла. И что теперь делать? Даже представить не могла. Но, оказалось, что и не нужно.
— Гараев больше не будет представлять интересы твоего брата. Я лично выберу адвоката, и он займется делом Евгения. — Кирилл чуть махнул рукой, пресекая мои попытки его перебить. — Я знаю, что это не самое простое дело, и там нужно включать все рычаги давления.
— Я не могу просить тебя об этом.
— Тебе и не нужно. Ты моя, Дарина. Я могу и буду решать твои проблемы.
— Это так не делается.
Брови Кирилла взлетели вверх.
— Ты собираешься указывать мне, девочка?
— Нет, но…
— Ничего не хочу знать. Я сообщу тебе, если будет что-то важное. — Салманов встал, подхватил столик с посудой, оставив мне кофе и апельсины. — Я буду работать дома сегодня, в кабинете. Он в конце коридора. Но если тебе что-то понадобится, лучше скинь сообщение. Постарайся поменьше двигаться. Тебе нужно восстановиться.
— Я верну тебе деньги, клянусь, — крикнула я ему в спину, чувствуя себя почему-то обделенной и обиженной.
— Разумеется, — обернулся Кирилл. — Почку продашь? Отдыхай, Дарина.
Едва его шаги стихли, я расплакалась.
До конца недели Кирилл работал дома. Он ухаживал за мной, кормил, обрабатывал повреждения. Как ни странно, но уже через два дня я почти не чувствовала дискомфорта, когда сидела, только запястья ныли ссадинами.
Я спала в постели Салманова, жила в его комнате, видела его чаще, чем когда- либо до этого, но при этом мы практически не общались. Кирилл меня не замечал, и от этого было больнее, чем от кнута. К выходным его болезненный игнор спровоцировал меня на очередное бунтарство. Я понимала, что сейчас сделаю глупость, но ничего не могла с собой поделать.
— Думаю, мне сегодня лучше спать внизу, — заявила я хозяину, когда он зашел в спальню ближе к ночи.
— Я не уверен в этом, — ответил Салманов и впервые за эти дни одарил меня внимательным взглядом. — Почему ты так решила?
— У меня почти не болит. Тебе не нужно за мной присматривать.
— Опять указываешь мне, что делать, Дарина? — проговорил он устало, присев на кровать.
— Просто я не понимаю…
— Ладно, — перебил Кирилл. — Я объясню. Меня волнует твое душевное здоровье намного больше, чем следы от порки и веревок.
— Почему?
В принципе я чувствовала себя нормально в этом плане. Разве что ранил игнор, но с этим можно жить.
Кирилл просверлил во мне две дыры своими глазами-лазерами, спросил:
— Тебе было больно во время наказания?
— Да, — пискнула я.
— Насколько? Скажем, по десятибалльной шкале. Если один — это комариный укус, а десять адский ад.
— Семь, — выдала я, почти не думая.
— Ты могла терпеть?
— Да, вполне.
— Ты знала, что виновата и хотела получить все двадцать ударов?
— Да.
— Почему же ты меня остановила, Дарина?
У меня не было ответа на этот вопрос. Я опустила глаза и промямлила:
— Я… Я не знаю.
— Вот и я не знаю, девочка, — проговорил Кирилл ласково, погладив меня по щеке.
Он словно просил поднять голову, и я, не в силах игнорировать эту нежность, посмотрела на своего хозяина.
— Я не люблю наказание, но знаю в этом толк, Дарина. Я точно понимал, сколько силы вложить в удар, чтобы не навредить. Но ты почти лишилась сознания, и я испугался. Очень. Твой эмоциональный отклик на боль… Я не сталкивался с подобным.
— Понятно, — буркнула я, хотя не особенно понимала. — Со мной все в порядке. Можешь не волноваться.
— Не могу, — признался Кирилл. — Но если ты настаиваешь, я не буду держать тебя силой у себя.
Я задрала нос.
— Да, я настаиваю.
А сама хотела, чтобы настоял он.
— Ладно, — слишком легко согласился Кирилл. — Можешь вернуться к себе и есть на кухне. И тебе не обязательно готовить. Я заказал нам обоим рацион на неделю.
— Хорошо. Спасибо. Я могу идти?
— Покажи запястья.
Я подняла руки, и Кирилл аккуратно надавил на розовые отметины.
— Больно? — спросил он.
— Немного.
— Хорошо. Думаю, уже можно отказаться от обработки. Доброй ночи.
Я покивала и встала с постели, чтобы забрать из ванной свои вещи. Взявшись за ручку двери, я не смогла игнорировать тупую боль, которая достигла апогея, когда я поняла, что больше не буду натыкаться во сне на его горячее, крепкое тело.
— Могу я спросить, Мастер?
— Спроси, — откликнулся Кирилл, который стоял у окна.
— Вы на меня еще злитесь?
— Да.
Ком встал в горле, а слезы подкатили к глазам.
— Я могу что-то сделать, чтобы… чтобы исправить это?
— Постарайся не делать глупостей, — проговорил Салманов, усмехнувшись невесело, — хотя бы до конца этого года.
Не знаю, шутил он или был серьезен, но на всякий случай я ответила:
— Я постараюсь, Мастер. Доброй ночи.
Спускаясь с лестницы, я поймала себя на абсурдном желании вытерпеть еще двадцать плетей вместо того, чтобы ждать его прощения на Новый Год, как подарок.
С каких пор мне вообще важно, обижен он на меня или нет? Это чертов абсурд.
Проходя через тускло освещённую гостиную к своей комнате, я заметила на столе конверт. Не удержалась и сунула нос внутрь. Это были паспорта и билеты в Казань. Для нас обоих. Не смотря на все случившееся, Кирилл берет меня с собой.
Словно лампочка над головой, зажглась идея. Я скинула свое барахло на диван и включила камеру на телефоне.
Весь день я металась по дому, как неприкаянная. Вообще не знала, куда себя деть от нетерпения. Не выдержала и позвонила Кириллу, спросить разрешения позаниматься в зале. Он позволил, но просил не увлекаться. Я чувствовала себя нормально, и фитнес помог убить пару часов времени.
Правда, к вечеру снова гарцевала, как пони,
