Остался один. Просто сидел на стуле и, глядя на своё отражение в зеркале, ждал, что дальше. Был почти уверен, что с той стороны зеркала на меня тоже кто-нибудь смотрит.
— Как вы себя чувствуете? — неожиданно раздался мужской голос.
Я усмехнулся. Грёбанный триллер.
— Нормально. Если не считать сушняка и тяжёлой головы.
— Меня предупреждали, что вы прыткий, — мягкой хрипотцой рассмеялся голос, — но я и не думал, что это настолько серьёзно. Если бы вы просто дали сделать себе инъекцию снотворного, сопровождению не пришлось бы применять хлороформ для того, чтобы вас усмирить. А так, пришлось применить и то и другое, и последствия коктейля, как вы сами видите, не из приятных. Но это скоро пройдёт, я вам обещаю.
— Мне уже пообещали встречу с женой, но до сих пор так и не выполнили.
— Не переживайте, всё будет. Иначе мне просто не было смысла везти вас сюда.
Я не выдержал и, поднявшись с места, почти вплотную подошёл к зеркалу.
— А давайте начнём сначала? Кто вы? И почему прячетесь?
В ответ освещение в комнате едва заметно изменилось, и зеркало в один миг стало прозрачным. Я едва удержался, чтобы не дёрнуться — с той стороны на меня смотрел мужчина в годах, этакий классический доктор Айболит: в круглых очках, с седой бородкой и в белом медицинском халате. За его спиной находился небольшой кабинетик с рабочим столом, стеллажом с папками и какими-то приборами.
— Позвольте представиться, я доктор Хаус местного, так сказать, разлива, — слегка склоняясь к стоящему на подоконнике микрофону, улыбнулся он. — И пригласив вас сюда, я, между прочим, пошёл на превышение должностных полномочий. А поэтому, очень надеюсь, что прытких сюрпризов от вас больше не будет. Тем более, что это и не в ваших интересах.
Смотрели друг на друга: он на меня спокойно, словно даже с пониманием, я на него пытливо, пытаясь угадать, что у него на уме. Но ничего так и не придумал, кроме того, что тот, похоже, и вправду ждёт от меня адекватного диалога.
— Имя-то у вас есть, доктор Хаус? — возвращаясь на своё место за столом, буркнул я.
А в ответ тишина. Я обернулся — стекло снова зеркальное. Но уже в следующую минуту открылась дверь, и на пороге показался Айболит, собственной персоной. В одной руке папка с бумагами, в другой — полторашка минералки.
— Вы можете называть меня Иваном Ивановичем, — поставив воду на стол, по-простецки протянул он мне руку.
— А Семёном Семёновичем могу?
— Если вам так удобнее, то да. Хоть Данилой Александровичем.
Я усмехнулся — глупо было думать, что он раскроет своё настоящее имя — и пожал руку.
— Ну вот и отлично, — отечески похлопал он меня по плечу и вынул из ящика стола стакан. — Пейте. Вам сейчас нужно больше воды.
Так всё мирненько и душевненько… Если бы не медбрат, застывший у меня за спиной во вполне себе конвоирской стойке.
Налил минералки, выпил. И ещё стакан. Айболит просто смотрел.
— Кто вы, и где мы? — утерев губы, потребовал я ответа, но в ответ получил лишь улыбку.
— Я не могу вам этого рассказать.
— Госбезопасность?
Внимательный взгляд глаза в глаза, лёгкий кивок головой:
— Да. Но большего вам знать действительно не нужно. Как говорится: многие знания, многие печали, а этого не нужно ни вам, ни мне. Ни Марине Андреевне. Так ведь?
Я не спешил с ответом. Возникло вдруг ощущение, что Айболит только что виртуозно обозначил мне границы дозволенного: если я буду бузить, плохо будет Маринке.
— Где она?
— Здесь. Вернее, не прямо в этом корпусе, но на территории. У неё всё хорошо, как только может быть хорошо у человека в её положении. Да ещё и женщины. — Улыбнулся. — Думаю, вы меня понимаете.
— Она родила?
— Бог с вами! Рановато ей ещё! Сейчас делаем всё для того, чтобы доносить максимально долго.
Сердце слегка тормознулось, и тут же пару раз стукнуло мимо доли.
— Хотите сказать, ей ещё не срок?
Айболит сложил руки на столе, пытливо меня поразглядывал.
— А вы не знаете?
Я ответил ему тяжёлым взглядом исподлобья. Он понятливо кивнул и полез в папку с бумагами.
— Примерно двадцать пять-двадцать восемь недель, то есть, грубо говоря, полгода. Ещё грубее говоря, зачатие произошло в конце августа-начале сентября.
Я сжал кулак — так сильно, что аж ногти впились в ладонь. Если конец августа, то может оказаться и моим, если начало сентября — то нет. Но и не до её бегства — это уже точно. И от этого вдруг стало неожиданно легче, хотя, казалось бы.
— А точнее?
— Точный срок поставить сложно, потому что сама Марина Андреевна явно что-то путает, а диагностика в данном случае может дать лишь приблизительный ответ с допусками.
— Что значит — в данном случае? Проблемы какие-то?
— Не-е-ет! — довольным жестом вскинул Айболит ладони. — Наоборот! Учитывая, что беременность изначально не сопровождалась наблюдением врачей, условия, в которых она протекала, а также ДТП, в котором побывала Марина Андреевна — беременность просто идеальная, как у хорошей деревенской бабы, которая и коня на скаку, и в горящую избу…
Я поморщился, Айболит понимающе кивнул. Он похоже вообще был в курсе всего, что с начала до конца происходило в этой грёбанной избушке.
— Ну а если добавить сюда и низкую фертильность Марины Андреевны, и все случаи самопроизвольных выкидышей за все годы, то…
Я стиснул зубы. Если он продолжит, то медбраток за моей спиной стоит не зря. Ой, не зря! Я не выдержу, сука, я не выдержу… Как можно вот так цинично трясти чужим бельём, рыться в нём, и ещё и…
— …То многоплодную, да ещё и такую ровно протекающую беременность вообще можно считать чудом! Сам-то я не акушер, конечно, но коллеги говорят…
И тут до меня дошло.
— В каком смысле — многоплодную? — Тупой вопрос. Но это единственное, что пришло в голову.
— В прямом. У Марины Андреевны двойня. Один плод девочка, а второй стеснительный, отвернулся.
— Девочка? — глупо переспросил я. — Как девочка? В смысле…
На самом деле вот только сейчас до меня и дошла вся суть. Может, это от того, что я слишком привык, что Марина беременной быть не может, может, слишком резко узнал, что она всё-таки беременная, а может, даже, злился, понимая — не факт, что ребёнок от меня… Но…
Ребёнок… Ошарашенно мотнул головой, не сумев сдержать улыбку. Да не ребёнок, а ребёнки! Два! По спине поползли дурацкие мурашки. И тут же, следом, отрезвляющая правда: я ведь даже не знаю, где нахожусь, почему и что дальше. Нахмурился.
— Вы сказали, что пошли на должностное, дав мне возможность попасть сюда. Что это значит? За меня кто-то попросил? Вероятно, тот же, кто и заранее предупредил, что я прыткий? Кто?
— Я не могу дать вам имя. Поймите, всего этого, — повёл пальцем, обозначая глобально всё вокруг, — для простых граждан нашей страны либо просто не существует, либо существует на уровне слухов и фантазий сценаристов-сериальщиков. Вы никогда не узнаете, где мы сейчас находимся, не узнаете названия учреждения, моей должности, звания и имени. Если только там, — ткнул пальцем в потолок, — не решат, что вы подходите для работы в нештатной нелегальной агентуре. Но они этого скорее всего так не решат, ведь они не знают, что вы здесь. — Улыбаясь виновато пожал плечами. — Ну а я просто не мог отказать в этой маленькой услуге. Пусть сейчас я рискую должностью, но когда-то ваш поручитель рисковал головой, чтобы спасти очень дорогого мне человека. И спас. Долг платежом красен, и я просто возвращаю свой. А уж вы сами решите для себя, кто вам так сильно задолжал и за что, что аж сделал такой подарок, как визит сюда.
Я долго молчал, переваривая, параллельно перебирая варианты, и не мог ничего придумать. Слишком всё неожиданно. Слишком невероятно.
— Ладно, допустим. Значит, этого Густава тоже вы забрали?
— Ну, на самом деле он, конечно, далеко не Густав, но да. Мы. Не конкретно моё учреждение, конечно, а в целом — мы. Но попал он, естественно, ко мне.
