Странно, а мне показалось наоборот. Я нахмурилась.
— Кто он, Ветрова? И почему до сих пор не появился, раз вы заделали бебика? — речь Осинской лилась сладкой патокой, а ее взгляд был таким же невинным, как у меня всего несколько мгновений назад. И только я нервно теребила под столом край своей футболки. Мила с ее вопросами подошла слишком близко к болезненной для меня теме.
Я вздохнула и уже открыла рот, чтобы послать Осинскую куда подальше. Но в этот момент золотой мальчик — Керимов меня опередил.
— Мила, оставь Ветрову в покое, — попросил Тимур.
Ого! И что бы это значило? Какого черта, спрашивается, он вдруг решил вмешаться?
Я удивленно вскинула глаза на парня, стараясь понять, что на уме у Тима. Но Керимов обращался к Миле и смотрел только на нее.
— Это действительно только ее дело, — тон Керимова был категоричен. И в другой раз Милка конечно же, поостереглась бы спорить с Тимом. Но девушка удивила всех своей настойчивостью. Таинственная личность несостоявшегося отца моего ребенка крайне сильно ее волновала.
— Это было бы ее дело, — Осинская с жаром возразила Тимуру, — если бы Ветрова не впутала сюда еще и тебя.
Вот оно!
Опять я для этой безумной компании становлюсь «божественной коровой», «жертвенной овцой» и «козой отпущения». Блин!
Я не смогла сдержаться, фыркнула. Это кто еще кого впутал! Думаю, если бы мне помог не Керимов, а любой другой студент, то проблем было бы однозначно меньше.
— Никто никого не впутывал, — пожал плечами Тимур, словно читая мои мысли и опять радуя меня тем, что хоть на несколько мгновений наши мысли совпали. Жаль, что ненадолго. — Давай просто…
— Тим, подожди, — Осинская была упряма, как никогда. — Ты сам подумай, что будет с твоей сказкой о романе с Ветровой, если объявится ее парень и заявит журналистам, что вся эта история — полный бред?
Черт! Что она вновь придумала?!
Благодушие Тимура и его стремление меня защитить мгновенно пропали. Парень нахмурился и вопросительно уставился на меня. Похоже, перспектива быть пойманным журналистами, его немного пугала. Как легко меняется его мнение обо мне. Благородством тут и не пахнет.
Да уж. Ничего нового.
— Никто не будет общаться с журналистами, — пробормотала я. И стала босыми ступнями искать под столом босоножки.
Пора заканчивать этот разговор.
— Не будет? — Осинская сверкнула глазами и привстала на диване, будто гончая, учуявшая добычу. — Неужели, несостоявшийся папочка даже не догадывался о привалившем ему счастье?
Я поджала губы и еще яростнее начала вытаскивать из-под дивана зацепившиеся за что-то босоножки.
— Вот это да! — Осинская оскалилась в улыбке, и своей неожиданной радостью напомнила мне журналистку.
— Ветрова, ты залетела и не сказала парню о том, что он тебя обрюхатил?
Нет, это уже слишком!
Я вскочила с дивана, едва сдерживаясь, чтобы не заорать на перешедшую все допустимые границы Милу.
— Это не касается ни тебя, ни кого бы то ни было! Еще один вопрос и…
— Ой, Ветрова, ну подумаешь, что я такого спросила, — Осинская строила из себя невинную овечку.
— Ничего, что бы тебя касалось!
— Подумаешь, какие мелочи. Я лишь удивилась, что твой парень не в курсе того, что ты беременна. Тем более срок у тебя такой уже немаленький был.
— Это мое дело! — все так же резко ответила я, не зная, что делать с этой курицей. Жутко хотелось залепить ей пощечину или вылить на эту полоумную стакан красного вина (он как раз стоял под рукой), но…
Черт, мы же не в детском саду?!
Осинская тем временем рассмеялась.
— Расслабься, Ветрова. Мне уж точно все равно, с кем ты спишь.
— По крайней мере, я вообще с кем-то сплю, — пробормотала я почти про себя, намекая на убогую внешность лучшей подруги Тима.
Конечно, по-своему Милка была симпатична. Всегда идеально уложенные волосы, безупречный макияж и стильные наряды на все случаи жизни делали свое дело. Осинская выглядела симпатичной. Но черты ее лица — м-да. Милке с внешностью точно не повезло. Слишком маленький рот, слишком тяжелая челюсть. Глубоко посаженные глаза и нос с горбинкой. Милка была той еще красавицей.
Еще в школе она редко пользовалась популярностью у противоположного пола. И я прекрасно знала об этом.
Конечно, нельзя сказать, что на любовном фронте Милки было уж так откровенно плохо. В конце концов, на первом курсе у Осинской был даже постоянный кавалер. Заботливый отец познакомил ее с сыном своего партнера. Мила в течение четырех месяцев, пока длился роман с симпатяшкой с юридического факультета, летала, как на крыльях.
Но… любовь прошла так же стремительно, как и началась. Парень переметнулся к поджарой брюнетке, учащейся с ним на одном курсе, и Милка осталась одна.
С тех пор приличных парней в окружении Осинской не наблюдалось. Никто не задерживался дольше, чем на несколько недель. И хотя Осинская усиленно делала вид, что расставание с очередным кавалером раз за разом происходит по ее инициативе, я сильно сомневалась, что это может быть правдой. Два-три раза. Ну, десять… может быть. Но ведь не каждый парень (а их число явно перевалило за несколько десятков)! на протяжении трех лет!
Так что, намекая на бедную (и жалкую) личную жизнь Осинской, я искренне верила, что не далека от истины. Да, быть может, Милана без труда нашла бы что мне ответить. Но она ничего не успела сделать.
Осинская лишь прищурила глаза и приподнялась на диване, собираясь вылить на меня очередную порцию помоев. Я прочитала в ее глазах такое лютое желание унизить меня, что на секунду мне стало страшно. Почти такой же страх я испытывала в школе, когда одноклассники начинали меня травить.
Нет уж. Это было давно. Больше такое не повториться!
Впрочем, я так и не узнала, что Милка собиралась мне сказать. В этот момент трель моего мобильника, с такой знакомой мелодией заставила меня вздрогнуть и забыть обо всех спорах с Осинской.
Мне звонил Андрей.
Я схватилась за телефон и, понимая, что обязательно должна ответить на звонок друга (кто знает, позвонит ли он мне во второй раз?) пулей метнулась к выходу.
На удивленные взгляды Тимура и Милы мне было плевать. Лешка уже давно превратился в безучастную, застывшую в блаженной неге мумию. И, конечно, никто из ребят даже не подумал меня остановить. Я выбралась из беседки, умудрившись ничего не разбить и ни обо что не споткнуться.
Надо ли говорить, что мои босоножки так и остались лежать под диваном?
Босая я вылетела на обжигающие плиты тротуара. И, едва сдерживаясь от того, чтобы зашипеть от боли, я нажала на заветную кнопочку на телефоне.
