Идиотка — это слово мне тоже нравится. Произнося эти слова, я чувствую себя живой, даже если говорю их только мысленно. Прямо магия какая-то. Не удивительно, что Кэли ругается так много.
— Ты идешь в автомастерскую, чтобы извиниться перед Джегзом, и потом хочешь вовремя попасть на работу? — спрашивает Танго.
— Ну, да, — отвечаю я, пожимая плечами.
— Ладно, — говорит он, тихо смеясь. — Выдвигаемся.
— Выдвигаемся? — спорит Кэли. — Ты хочешь, чтобы я посадила твои сто тринадцать килограммов себе на плечи?
— Вот поэтому я и подчеркивал важность поддержания физической формы. Мы не знаем, что может принести завтрашний день. Сегодня твоему немало весящему мужу приходится опираться на твое плечо. И я рад, что мы готовы к любым испытаниям.
— Тебе повезло, что я люблю тебя, — говорит Кэли, толкая его в плечо. — Ты вернешься в больницу сразу же после того, как мы разрулим с Сашей, пока не сломал и вторую ногу.
— Не нужно меня разруливать, — вставляю я.
— Ага, Джегз сделал это утром, — хихикает Кэли.
— Подожди, что? — отвечает Танго.
— Они абсолютно…
— Прекратите! — кричу я. — Тайлер прямо позади вас.
— Я знала, что ты не превратишься в меня, — говорит Кэли. — Я просто разведывала обстановку. Если бы это было так, ты бы позволила мне закончить предложение.
ДЖЕГЗИменно из-за Саши я избегаю любых обязательств, а еще из-за того, что обычно я успеваю напугать цыпочек до истечения хотя бы трехдневного срока со дня знакомства. Добравшись до мастерской, я глушу двигатель машины единственной женщины, которая мне нужна в этой жизни. Вижу мотоцикл, которым Бэмби просила меня заняться, и понимаю, что так и не приступил к его починке. Из-за урагана на этой неделе у нас наплыв заказов, и у меня практически нет свободного времени, чтобы заняться чем-то дополнительно.
— Ты сегодня рано, — отмечает Бэмби, появившись в дверях черного входа и отшвырнув в сторону окурок.
— Да, рано.
— Прошлая ночь прошла не слишком удачно для тебя? — смеясь, интересуется она. Ей смешно, потому что она — очередной человек в моей жизни, желающий поведать мне, как глупо было заставлять Сашу переспать с другим парнем. Сначала я был уверен в своем плане, но, похоже, теперь все в нем потеряло смысл.
— Все прошло хорошо. Просто закончилось не очень удачно.
— Ее напугал твой одноглазый монстр?
— Наверное, — отвечаю я и прохожу мимо нее, направляясь к мотоциклу.
Но когда я приседаю на корточки, чтобы посмотреть, в чем проблема, Бэмби кладет руку мне на плечо.
— Можешь уделить мне минутку и поговорить? — пожалуй, это самая искренняя речь, которую я слышал от этой женщины, поэтому, что бы она ни хотела сказать, очевидно, что это серьезно.
— В чем дело? — спрашиваю я, не отвлекаясь от мотоцикла.
Она протягивает мне лист бумаги.
— Сначала прочти вот это.
Я вытираю руки о штаны и перевожу взгляд на Бэмби. Я не смотрел на ее лицо с тех пор, как она поздоровалась со мной, но теперь, глядя на нее, замечаю сеточку красных сосудов, украшающих белки ее глаз.
— Что это?
Она снова протягивает мне листок бумаги и прижимает его к моей груди, поэтому я забираю его у нее и встаю. Развернув бумагу, начинаю читать:
Дорогая тетя Грета.
Мне жаль, что я не общалась с вами все эти годы. Родители не разрешали мне этого. Но мне удалось найти марку, и я искала информацию о вас в Google до тех пор, пока не нашла адрес. Надеюсь, вы не против того, что я вам пишу.
Также надеюсь, что вы не испытываете ко мне ненависти, которую мои родители питают к вам. Каждый день мне очень одиноко. У меня есть только мои мысли и воспоминания. Я все время представляю Дэнни, и ваше лицо… то, как оно выглядело после взрыва. Когда я решила обсудить это с родителями, они велели мне больше никогда об этом не упоминать.
Такое впечатление, что они решили окончательно забыть о Дэнни. Но я так не могу. Он мой брат, и пытался спасти меня, поэтому и велел мне выбежать из торгового центра.
Я сопротивлялась тогда, потому что мне было всего восемь лет, а он велел мне пойти и принести что-то из вашей машины. Не знаю, зачем он заставил меня сделать это, но, хотя я до сих пор не уверена, мне хочется верить, что Дэнни догадывался, что должно произойти нечто ужасное.
Тетя Грета, я вас вовсе не виню. Наоборот, я благодарна вам. Вы очень защищали нас с Дэнни, и я даже представить себе не могу, какими для вас стали последствия того дня. Я по вам очень скучаю, и мне очень жаль, что мы не рядом, и я не могу позвонить вам, когда мне нужно поговорить с кем-нибудь. Я бы очень хотела, чтобы у меня был номер вашего телефона.
Воспоминания не отпускают меня и причиняют столько боли, поэтому я не уверена, что смогу жить дальше. Мне жаль, что я выливаю все это на вас в письме, но я не могу принять решение, пока не отправлю вам это письмо. Очень надеюсь, что оно дойдет до вас.
Пишу это письмо, чтобы сказать: я не виню вас и благодарна за то, что вы пытались спасти Дэнни. Хотя меня не было рядом, когда все это произошло, я знаю вас, и уверена, что вы бы жизнь отдали за него.
Мне жаль, что в тот день на месте Дэнни не оказалась я. Несправедливо, что ему нет нужды жить одними воспоминаниями. Несправедливо, что мои родители — ваша родная сестра — оттолкнули вас! Я не понимаю всего этого.
Я бы все на свете отдала, лишь бы снова увидеть Дэнни, и, если бы он был жив, я представить себе не могу, как можно было бы жить, не видя его, не общаясь с ним.
Надеюсь, что вы в порядке, несмотря на наше прошлое. Хочу, чтобы вы знали — я люблю вас. Вы самая лучшая тетя, которую я могу только пожелать. И еще: я скучаю, и буду скучать по вам. К счастью у меня есть шанс, которого не было у Дэнни, и я могу попрощаться с вами, но хочу, чтобы вы знали — вашей вины, в том, что я ухожу, нет.
Прощайте, тетя Грета.
Элла-Бэт.
Я дочитал письмо Эллы-Бэт, но боюсь смотреть в глаза Бэмби. Мне страшно узнать, что она думает или что собирается делать. Будь я на ее месте, то полетел бы или помчался на машине туда, где живет этот ребенок, и держал бы ее взаперти, пока все мысли о самоубийстве не исчезнут, но, увы, в жизни не все так просто. Жизнь любит наблюдать. Она берет ведерко попкорна, садится и смотрит новости, наблюдая, как мир вокруг разваливается на куски. Я не часть этой жизни. Я часть того мира, который разваливается на куски. Или, по крайней мере, я был его частью.