— Многие тут высказывали сожаления, что на «шатлах» отсутствует полноценная система экстренного спасения типа отделяющейся капсулы с теплозащитным покрытием, хотя все наши астронавты погибли именно в спускаемом аппарате, в той самой капсуле с теплозащитным покрытием. Правда, потом выяснилось, что это произошло совсем по другой причине — разгерметизации при спуске капсулы, — говорил очередной докладчик.
«Но ведь при слишком быстром нарастании плотности капсула не поможет, и аэродинамические перегрузки разламывают аппарат», — подумал вернувшийся в реальность Волжин. Докладчик, словно читая его мысль, стал говорить именно о нарастании плотности.
Скоро подошел черед выступлению Волжина:
— Есть общемировая тенденция к тому, что роль науки снижается. Возможно, это временное явление, связанное с окончанием холодной войны, когда уже не требуется такое быстрое развитие новых технологий. После гибели «Челленджера» космическая программа Америки была пущена под откос на целых три года. Это стало нашей общей бедой. И победа тоже должна стать общей. Каждая трагедия, каждый случай неудач в пилотируемой космонавтике подталкивает к выводам о сворачивании пилотируемых программ. А это значит, как сказал один участник астрофорума, мы никогда не пройдемся по Марсу или по лунному Морю Кризисов. Ни мы, ни наши дети.
Воспоминания о долгих вечерних разговорах с Юлькой, овеянных романтикой, повлияли на его доклад, сделав его живей, проникновенней, интересней. Не успел Волжин произнести последние слова, как зал взорвался от аплодисментов. Волжин поклонился с достоинством и пружинистой походкой прошел на свое место, не без тщеславия подумав о том, что неплохо было бы, если бы Юлька сейчас разделила с ним его триумф.
Следующий день был полностью посвящен осмотру достопримечательностей города. Волжин не переставал восхищаться великолепием богатого историей Брюсселя. Особенно приятно было побродить по мощеному лабиринту узеньких средневековых улочек, окружающих одну из красивейших площадей Европы — Гран-плас. Среди коллег Волжина не нашлось ни одного, кто бы не почувствовал красоту искусства архитектуры, не удивился бы эксцентричному виду дерзкой эмблемы Брюсселя — Манекен-пис. По преданию, некий мужчина потерял сына, а когда через два дня нашел его, писающим, то в знак благодарности установил на том месте статую писающего мальчика. Людовик XV впервые представил Манекен-пис в костюме. Теперь у статуи пятьсот семнадцать костюмов для церемоний, и коллекция постоянно увеличивается. «Надо рассказать об этом Юльке, — подумал Волжин с улыбкой, — ей будет интересно».
— Стас, здесь, оказывается, собрана одна из самых лучших коллекций старых автомобилей в мире. Автомир называется, — сказал Леша Нестеров. — Может, посмотрим.
— Да сначала город хотелось бы посмотреть.
— Так завтра у нас организованная экскурсия по городу, успеем, — уверял его Нестеров. — Тут еще музей есть интересный, где представлена модель молекулы железа, увеличенная в сто шестьдесят пять миллиардов раз. Надо тоже отметиться.
— Хорошо, пойдем смотреть вместе.
— Стас, смотри надпись на дорожных знаках на двух языках, и это буквально везде, любое слово обязательно на двух языках.
— Правильно, здесь же две группы бельгийцев, одни разговаривают на французском, другие на фламандском языках.
Вернувшись поздним вечером в номер гостиницы, измотанный Волжин первым делом захотел принять душ и распластаться на широченной постели. Едва он повернул ключ в двери, как услышал настойчивый звонок мобильного телефона, оставленного им в номере.
— Але, Стас? Привет старик, — раздался бодрый голос Сергея Стасова. — Ты где бродишь? Дозвониться весь день не мог.
— Я в Брюсселе.
— Ну ты, брат, даешь, — удивился Сергей. — А что ты там делаешь? Или это секрет?
— Никакого секрета тут нет. Читай газеты. Обсуждаем причины катастроф космических кораблей.
— Кстати, хочешь, продам тебе свежий анекдот по этому поводу. В американском Центре космических исследований обсуждается вопрос о недавно произошедшей катастрофе американского корабля: «Все было проверено сотни раз, техника современная, надежная, совершенно непонятно, почему взорвался левый ускоритель. В это время на Лубянке специалист по ракетной установке докладывает — все было проверено сотни раз, техника современная, надежная, совершенно непонятно, почему взорвался левый ускоритель, а не правый».
— Вот зараза, — засмеялся Волжин. — Так ты по какому поводу звонишь?
— А что? Твой друг без повода и позвонить уже не может. Тем более родственник. Кстати, ты не знаешь, куда Юлька поехала отдыхать? Мать волнуется за нее. Звоню, а телефон недоступен. У нее есть роуминг?
— Подожди, подожди, как отдыхать уехала? Кто тебе об этом сказал?
— Так, оформила отпуск и уехала отдыхать в Таиланд. Перед отъездом к матери зашла. Так ты даже не в курсе? Вот дела. Вы что, поссорились? Что ты молчишь?
— Я приеду в конце недели, тогда и поговорим.
— Так может, она поменяла номер телефона? Ведь раньше у нее был роуминг.
— Не знаю, — со злостью ответил Волжин, — она мне не докладывала.
— Когда же вы, наконец, перестанете друг друга мучить?! — возмутился Сергей.
— Ты об этом лучше свою сестренку спроси. Она у тебя большой специалист по этим вопросам.
— Ладно, старик, успокойся. Я все понял. Если что, буду держать тебя в курсе.
На третий день для членов конференции организовали экскурсию по городу. Волжин не помнил, как ходил по Королевскому музею изящных искусств, как осматривал знаменитую Консерваторию XIX века, как любовался Королевским театром «Де ла Моне», построенным еще в 1700 году, как восхищался древним собором и готической ратушей, как прогуливался мимо многочисленных гильдейских домов в стиле «модерн». Слушал и понимал все, о чем рассказывал экскурсовод, но ему казалось, что все это происходит с кем-то другим, а не с мим, и видел себя и все, что его окружало, как бы со стороны. Так происходило вплоть до того момента, когда автобус примчал их в аэропорт.
В Европу пришел циклон, принесший пасмурную погоду с сильными ветрами. Весь полет горело табло Застегните ремни. Так часто лайнер попадал в зоны турбулентности и так сильно его трясло, что казалось, он не летел в воздухе, а ехал по колдобинам проселочной дороги, размытой дождями. Сидевший по соседству профессор Нестеров торопливо открыл бутылку «Смирновской» и налил в серебряную стопочку, которую он постоянно возил с собой.
— Будешь? — спросил он Волжина.
