– Мне надо выпить, – пробормотал он.
– Ничего подобного, – нетерпеливо сказал Джефф.
– Мне надо выпить! – настаивал отец.
– Мы должны поговорить о том, как собрать деньги для Сола. Я собираюсь заложить поместье, лодки, ювелирный магазин – все, что потребуется.
Дэвис смотрел сквозь Джеффа.
– Ты не можешь. – Дэвис покачал головой, вздрагивая от острой головной боли. – Они уже заложены.
Джефф не поверил.
– Земля, дом, лодки…
– Все, – хрипло прервал его Дэвис. – Так я собрал деньги на партнерство с Солом.
Джефф с тоской во взгляде оглядел комнату, как если бы она уже принадлежала кому-то другому. Если он не выполнит план отца, это произойдет. Он, сорокалетний мужчина, будет без работы, с сумасшедшей теткой, отцом-алкоголиком и беременной женой на руках. И все они будут зависеть от него целиком и полностью.
Дэвис застонал. Слишком много воспоминаний нахлынуло на него, причем каждое последующее острее и больнее предыдущего.
– Меня на самом деле жизнь сильно побила, Джеффи.
Что-то похожее на печаль промелькнуло в лице Джеффа, но он не мог позволить себе отдаться этому чувству. У него есть женщина и ребенок, о них он должен думать в первую очередь. В отличие от отца они ни в чем не виноваты. Но должны будут за все заплатить вместе с теми, кто виноват.
– Да, папа, тебя действительно жизнь побила.
Дэвис уже ничего не слышал. Он снова впал в пьяное оцепенение, и его храп снова сотрясал воздух.
Время было за полночь, когда темная фигура скользнула мимо мрачных стен Руби-Байю. Никто наверху не слышал приглушенный треск стекла и старого дерева, уступившего тупой силе. Никто не слышал возни около одного из портретов Монтегю, который был снят со стены библиотеки и отставлен в сторону. Никто не слышал, как руки в черных перчатках открыли дверцу сейфа.
Но эти руки нащупали там лишь бумагу и тяжелую Библию. Все. Пусто. Совершенно пусто.
Тихо, как охотник в темноте, Уокер передвигался по верхнему этажу, когда первый свет едва озарил небо на востоке. Этот блестящий цвет розового коралла напомнил ему о влажных сосках Фейт. От этого воспоминания он почувствовал внутри огонь и холод. Ни одна женщина не доставляла ему столько удовольствия, как Фейт в эту ночь. Уокеру грустно было думать, что он не ее мужчина – ведь Фейт создана для солнечного света. Уокер же считал себя человеком ночи, который ни за кого не отвечает, кроме себя, и никому не приносит боли, кроме себя.
Уокер остановился и прислушался, не проснулся ли Бумер. Ему ни к чему было, чтобы именно сейчас собака залаяла. В доме было тихо. Бумер спал крепким сном.
Уокер свернул на галерею второго этажа. С превеликой осторожностью он дошел до места, где раскинулись ветки дуба. Он легко перемахнул через перила и повис на толстой ветке. Вскоре он уже перебрался на ствол и нащупывал ногой другую ветку. Он ловко спустился вниз и тихо спрыгнул на землю. Воздух был прохладный и влажный, в нем чувствовался запах моря и земли. Птицы молчали. Лягушки не горланили, призывая самцов. Даже сверчки вели себя тихо. Ничто не нарушило тишину, кроме отдаленного крика чаек и карканья ворон.
Широкий песчаный берег тянулся всего в сотне метров от того места, где стоял Уокер, но оттуда не доносилось ни шума прибоя, ни ветра, который гнал волны. Казалось, сам воздух замер в ожидании рассвета.
Уокер быстро стал частью пейзажа. Ему не нужен был никакой камуфляж, чтобы слиться с природой. Он был одет в простую рубашку и черные старые джинсы, которые не шуршали при ходьбе. Остальное – дело техники и терпения. Он обладал и тем и другим.
Даже в темноте Уокеру понадобилось меньше десяти минут, чтобы обнаружить место, где разбила свой лагерь команда наблюдения. Это был холмик выше береговой линии, но ниже густых зарослей. Оттуда открывался хороший вид на длинную извилистую дорогу и причал, где в солоноватой воде приткнулись два разбитых ялика для ловли устриц. Никто не мог подойти или подплыть незамеченным.
Один из агентов лежал в легком спальном мешке в зарослях травы. Другой сидел в кустах – видимо, по нужде. Как вежливый человек, Уокер подождал, пока человек не выйдет из кустов, и только потом объявил о своем присутствии.
– Доброе утро всем в лагере, – растягивая слова, сказал Уокер. – Пора вставать, джентльмены. К вам гости.
Агенты выругались и потянулись за оружием, но, должно быть, быстро поняли, что в этим нет никакой необходимости. Если бы мужчина захотел их гибели, они уже были бы покойники.
Через секунду издалека раздался женский голос:
– Хорошо работаешь, Фарнсуорт. Ты спал или как?
– Я совсем не спал, но ничего не слышал, – отозвался Фарнсуорт. Он повернулся в темноте в сторону Уокера:
–• Кто ты, черт побери, и чего хочешь?
– Убери оружие. Я пришел поговорить, – сухо бросил Уокер.
– Убери, – устало повторила женщина. – Все равно слишком темно для стрельбы.
Фарнсуорт, выругавшись, бросил оружие. Звук стали, скользнувший в кожу кобуры, был мягким, но хорошо различимым. Как звук молнии, которую дернули вверх.
Уокер вышел из укрытия. Он постарался, чтобы его руки были на виду.
– Осторожней выходите из тех зарослей, мэм, – предупредил Уокер, когда услышал шелест. – Они могут располосовать, как ножом.
– Ни черта подобного, – пробормотала она. Уокер с трудом удержался от смеха,
– Могу я вам предложить руку, мэм? – спокойным голосом спросил он.
– Засунь ее куда-нибудь подальше, ковбой.
– Я воспользуюсь вашим добрым советом, спасибо, – ответил он.
Мужчина по имени Фарнсуорт проглотил смешок. Впервые за долгое время он увидел, как его босса осадили. Надо сказать, ему это понравилось.
Синди Пил продиралась сквозь густые заросли к Уокеру. Она была сердитая, как кошка в ливень.
Женщина показалась Уокеру знакомой. Ну конечно, он видел ее в ресторане в Саванне; правда, одета она совсем по-другому. В тот вечер на ней были деловой темный пиджак, блузка цвета сливок и темная юбка. Сейчас же она в темном незатейливом комбинезоне на все случаи жизни. Форменные костюмы и начищенные до солнечного блеска туфли нужны в офисе, они ни к чему агенту в полевых условиях.
Но Уокер сомневался, что эта команда хорошо подготовилась к ночлегу под открытым небом. Вот потому-то он и рассчитывал выгодно обменять содержимое своего рюкзачка на нечто полезное.
Синди в грязном черном комбинезоне выбралась из зарослей.
– Ну что, хорошо поспал?
Фарнсуорт поднял руки, сдаваясь, и подошел к ней.
– Честно, Синди, я бодрствовал.
– Точно, мэм, – подтвердил Уокер.
– Откуда ты знаешь? – вскинулась она.
– Мужчина в его возрасте обычно не писается во сне.