— Нет. Я хочу, чтобы ты приехала прямо сейчас. Как можно быстрее. — Голос ее дрожал. Она что, плачет?
— Эми, что случилось?
— Ничего. Просто приезжай. — И повесила трубку.
— Трина, ты меня слышишь? — Пассажир раздраженно стучал по стеклу. На меня вылупились два маленьких зеркала. — Я просил свернуть направо, а ты проскочила.
— Ой, извините, — без малейшего раскаяния произнесла я. — Сейчас развернусь.
— Да ладно. Тормозни прямо здесь.
Я так и сделала. Он расплатился, хрен тебе чаевые.
— Эй, почему вы называете меня Триной? — спросила я, когда парень выбрался из машины.
Двойные зеркальца повернулись и воззрились на меня.
— Это вы о чем, леди?
Эми развела костер в саду за домом; языки пламени взвивались высоко вверх. Она притащила целые кипы картона, развалившиеся плетеные корзины и, кажется, старые стулья, распиленные на части, и отправляла все это в огонь. На ней была красная шелковая пижама — не самое подходящее облачение для возни с костром — и резиновые сапожки. Некоторое время я наблюдала за ней, стараясь держаться подальше от клубов дыма, а потом поинтересовалась:
— К ночи Гая Фокса[13] готовишься?
Моросило, под каплями дождя пламя шипело, и дыма становилось все больше. Эми то и дело оглядывалась на меня. Если бы только ее лицо было лучше видно в темноте.
— Ну как, свозила матушку к врачу? — Голос был высокий, тонкий.
— Да, все в порядке. Пришлось прождать целый час, пока ее посмотрел специалист, — ну ты же знаешь эти больницы.
Эми отвернулась к костру, и я заметила, что плечи ее дрожат. Хотелось подойти, поцеловать ее, но я не решилась. Прошлой ночью вкус ее губ был так сладок — смесь попкорна, песен менестрелей и галантных фраз.
— Эми, что с тобой?
— А ты не понимаешь?
Я могла только предположить, что это как-то связано с Уиллой. Думаю, я правильно повела себя с этой ведьмой… А вдруг она настолько обозлилась, что я ее отшила, и настолько потеряла голову от Эми, что наговорила ей про меня черт знает чего? Способна она на такое?
— Тебе Уилла что-то наплела, да?
Эми ничего не сказала. Только запустила в огонь очередную ножку стула.
Я ощущала жар пламени на своем лице. Вряд ли в Ислингтоне разрешено разводить костры… Я оглянулась на соседние дома — в одном или двух окнах колыхались занавески.
— Эми, что бы Уилла тебе ни сказала — все это неправда. Я не болтала о ее вчерашней выходке, чтобы не ставить ее саму в дурацкое положение. Хотя, похоже, надо было все тебе рассказать. Ладно, пошли в дом.
С этими словами я подошла и положила руку Эми на плечо, но она отстранилась. Теперь, вблизи, я увидела, что разводы на ее лице были от слез, а не от грязи.
— Не обвиняй Уиллу в том, что натворила сама. Она мой друг. — Голос был такой напряженный, что я невольно вспомнила Джонни: как он, пьяный, пытался играть на гитаре и настраивал струну все выше и выше, и вот уже стало видно, как же сильно она натянута, — за считанные мгновения до того, как порвалась.
— Ну и что же я натворила? Эми, Уилла сама делала мне закидоны. Она влюблена в тебя, но получить тебя не может — вот и набросилась на меня.
— Заткнись. — Эми стояла так близко к огню, что я забеспокоилась, как бы не вспыхнула ее пижама. — Я не хочу больше слушать твое вранье, Кэти. С меня хватит.
— Что? — Я смешалась. Неужели Уилла что-то разнюхала? До меня донеслось тоненькое хихиканье и шепоток где-то слева за оградой. Должно быть, соседские дети выбрались из дома, заметив костер, и теперь подслушивали. — Эми, обсудим это в доме.
— Отношения могут складываться только тогда, когда в основе их — откровенность и честность.
Слышать не могу этих нравоучительных интонаций! Теперь уже во мне закипала злость. За оградой снова захихикали.
— Ты говоришь об откровенности и честности после того, как у меня за спиной спуталась с Черил?
Эми напряглась:
— С чего я буду такое делать?
Это уже лучше. Я вынудила ее защищаться. Надо продумать следующий маневр…
— Не знаю, сладенькая. Может, если каждый день трескаешь икру, иногда хочется и дешевенький пирожок пожевать.
— Ты о чем? В жизни не ела дешевеньких пирожков.
Придется разъяснять по буквам.
— Это ме-та-фо-ра, Эми. Я — икра, а Черил — дешевенький пирожок.
Я видела: Эми передернуло. Она отошла в сторону и села за садовый столик Уиллы. Я осторожно двинулась следом, пытаясь изгнать из головы непрошеную картинку — Эми и Черил в позе 69.
— А чего ты хотела? — резко спросила Эми. — Я только и делала, что ждала тебя, Кэти. Упрекаешь меня за то, что мне понадобилось утешение? Видит бог, от тебя я получала только крохи моральной поддержки.
— Речь не о моральной поддержке. Речь о том, что ты свалялась с этой отвратной мразью.
— Катись ты к черту, Кэти, поняла? Катись к черту. — Эми закрыла лицо руками и всхлипнула.
Медленно, тихо я села рядом и обняла ее. Возня и смех за оградой стихли: детям стало скучно, и они ушли. Представление закончилось.
— Это столик, да? Ты сожгла столик.
Эми кивнула и опустила руки. Лицо ее распухло, покрылось пятнами, и все же на нем появилось подобие улыбки: она поняла, что сумела причинить мне боль.
— Я очень разозлилась на тебя, Кэти. — Но в голосе уже не было злости. Странно — Эми даже выглядела счастливой. Возможно, злости ей уже было мало.
— Почему?
— Ты притворялась, будто живешь с матерью, а она мертва уже пятнадцать лет… Все это время я мирилась с тем, что не могу прийти к тебе домой, потому что твоя мать все узнает.
Я довольствовалась тем, что вижу тебя от силы два раза в неделю, целовала тебя на прощанье, когда ты уходила, чтобы отвезти матушку в церковь, к доктору или к гребаной тете Бетти…
Ясно. Вчера я брякнула Уилле, что расстроена из-за поминальной службы по моей матери…
— Миленький ты мой…
Эми издала отрывистый, резкий смешок.
— Как я должна была реагировать, узнав, что ты даже мать воскресила из мертвых, лишь бы держать меня на расстоянии?
— Я не хочу, чтобы все рухнуло, Эми. Что мне сделать, чтобы все исправить?
Теперь она улыбалась — будто солнечный луч пробивался сквозь дождь.
— Неважно, чего ты хочешь, Кэти. И неважно, чего хочу я. Просто назад пути уже нет. Слишком много было лжи.
Я не знала, что ответить. Мы сидели молча и смотрели, как пламя превращается в светящиеся кусочки янтаря, и я перебирала пряди ее волос.
Позже, когда я уходила, мне удалось краем глаза уловить какое-то движение. Кто-то на верхней площадке лестницы быстро отступил в тень.
