Он. Стоял надо мной, когда впервые меня увидел. Лежащую на пыльном полу. Смешную. Смеющуюся.
Я сейчас решительнее, но глаза заплаканы и губы опять разъедает, а так всё то же, всё так же.
Он же меня не терзал, не мучил. Од джентельмен. Он мужчина. Он ничего не обещал.
Его подлость только в дрожи рук, во влюблённом взгляде, в редких вырвавшихся на свободу словах, в том, что он всё равно уходит.
— Мне умереть, чтобы ты понял, что я тебе нужна? — холодно интересуюсь я. Не знаю откуда этот тон. Быть может, что-то выращенное Томпсонами, быть может, что-то от фамильной гордости. — Зачем ты пришёл?
— В календаре…
— Там была галочка и подписано место. Ты не мог сюда ехать по делу… Ты бы не стал. Ты бережешь своё время. Ты знал, что тут буду я.
Он кивает и, будто с чем-то смирившись, садится туда, где недавно сидела я. На пыльный пол, прислонившись спиной в двери. За дверью собаки, и мы тут заперты. И мы всё решим.
— Ты не спал ночью. Почему?
— Ты сама знаешь. О тебе думал.
— Снова?
— Снова? — переспрашивает он.
— Не думаю, что ты спал в первую ночь, когда я от тебя ушла.
— Не спал.
— Почему?
— Потому что думал о тебе.
— Почему?
— Потому что не мог не думать.
— По-че-му? Почему? Ответь!
— ЧЕГО ты ждёшь? — будто на школьницу кричит с высоты своего мужского авторитета. Сейчас он вправе надо мной посмеяться, я подставилась. — Что я скажу, как люблю тебя?
"Как люблю?"
Он не сказал… он не отрицал. Он не отрицает, что любит.
Или я придумала. Снова.
— Что ты обьяснишь, почему ты сидишь тут и…
— Почему по-твоему, Соль? — он встаёт и берет меня за плечи, прижимается лбом к моему лбу и не стоит на месте. Качает головой, гладит руками мои предплечья, плечи, талию, шею. Я ощущаю его руки, они заколдовывают меня.
— Остановись, голова кружится, — прошу я. — Остановись, с ума сейчас… сойду…
Он придерживает меня… меня и вправду качает. Я слишком мало спала, а он слишком активно вызывает у меня аритмию.
— Если нам сейчас так плохо, — говорит он, словно режет внутри меня своим голосом. — Что было бы…
— Было бы? А что будет?
— Что будет?
— Будем не мы, — я доказываю ему, как ребёнку. Как дурачку, как безумцу, как пьянице, втолковываю истину, простую до смешного. — Неужели ты не понимаешь?..
— Не понимаю…
Мои губы дрожат. Я хочу его убить, в самом деле убить. Не хочу целовать (как бы сильно ни любила это), не хочу обнимать (как бы ни было без этого неспокойно). Хочу уйти.
Мы не бьём посуду, не ругаемся, не стоим на пороге смерти.
У меня — всё очень просто.
А у него — всё очень сложно.
О, мне теперь стыдно перед девочками, дурочками Ксавье, которым я морочила голову смеха ради, и ещё утверждала, что помогаю им. Какая я всесильная-Соль. Теперь у меня кое-что забирают, как я забирала Ксавье. И кто забирает? Банальный. Мужской. Страх.
— Ты и правда веришь в эту любовь? — спрашивает он и получает от меня звонкую пощёчину. Его голова уходит в сторону, мою руку ломит, и я с воплем припадаю к полу.
— Знаешь, что смешно? — спрашиваю его, он сверлит меня взглядом. Молча. — Я считаю себя сильной, потому что не боюсь доказать что-то тому, кого люблю. А ты считаешь себя сильным, потому что отказываешься от той, кому можешь сделать больно. А всё решается такой простой вещью…
— Знаю… только это не смешно, — кивает он. — Соль…
— Не надо! — выставляю руки и качаю головой. — Ты ко мне не подойдёшь!
— СОЛЬ!
— ТЫ! КО МНЕ! НЕ! ПОДОЙДЁШЬ!
Я ухожу на старую кухню и сижу там одна, пока он что-то решает.
Я любила вас, Мистер Ли. Очень верно и преданно, и буду это неблагодарное дело продолжать. Вы настолько же нелепы в своих попытках быть тише воды-ниже травы, насколько я хочу сиять. Вы — Белла Свон, а я — Кристиан Грэй, или кто там с кем, не помню. Но вы мне нужны. Потому что я с вами дышу полной грудью. Я с вами становлюсь девочкой, покорившей время, оживившей мечты.
Вы — моя мечта, которая оказалась лучше, чем я хотела.
Я вижу в вашем взгляде то, чего вы не знаете. Когда вы смотрите на меня, пока я на сцене. Когда вы смотрите на меня, когда я нелепа. Когда вы смотрите на меня, пока я безумна. Когда вы смотрите на меня, вы говорите то, что ни за что не решитесь сказать. Я любила вас, мистер Ли. Я светилась для вас, я зажигалась для вас. И вы — моя причина быть лучше. Потому что вы любите меня взглядом и укоряете словом. Вы меня не разгадали, а для меня вы как на ладони. И я владею вами, даже если вы от меня бежите. К чёрту! Я сильнее вас! Я умнее вас! И вы позволите мне быть такой, потому что любите меня! Вы — влюбились в меня, Кайд Ли. Отрицайте, сколько угодно. Но мне довольно того, как меня оберегает ваш взгляд. Пусть только я его вижу. Человеку для жизни нужна мечта. И вы — моя мечта.
Я сижу на старой кухне, сложив на столе руки, и мои слёзы капают на пыльный стол, на котором луч света рисует узоры. За окном мельтешат, что-то делают. Я сижу, губы разъедает, но я смотрю на это спокойно. Я победила. Но больше я ни шага не ступлю. Мой приз мне принесут.
Он находит меня. Садится за стол, рядом со мной и смотрит на набежавшую от моих слёз лужицу.
— Ты…
— Это последние, — усмехаюсь я, кивая на следы моих слёз, а потом смотрю на него, и он отстраняется, сводит брови и поджимает губы. Он молит меня не смотреть так. Я победно улыбаюсь. — Страшно?
— Не представляешь как… Ты и в правду единственное, чего я боюсь…
— Смирись, — советую я и стервозно киваю. — Увидимся.
Он смотрит, как я ухожу, и ему сейчас хуже, чем мне. Я всё поняла. Я всё понимаю.
Мне бы только стать ещё чуточку лучше, и я буду недосягаема. Я упустила что-то важное, последнее. Тут уже дело во мне, а он всё поймёт. Он уже любит, и ничего между нами не разбито.
***
Кайд Ли смотрит на Соль Ли, которая сидит напротив, в красивом домашнем наряде, поджав под себя ноги и что-то напевает.
— Что? — спрашивает он.
— Ничего, — она жмёт плечами. — Устал?
— Очень… — он тянется, и она тут же бежит, чтобы его обнять. — Как хочу тишины с тобой.
— Ты смел на слова нежности только во сне, — смеётся она в его волосы и легко их целует.
— Да уж… Но как…
— Очень просто, — шепчет она и гладит его лицо. А он закрывает глаза.
— Я тебя люблю, — его улыбка так мимолётна, так легка. Соль исчезает.
— Соль? Где ты? — ему страшно, она исчезла. Он мечется, смотрит по сторонам, но теперь комната пуста, тиха и одинока. Тут же прочищаются мозги, становится трудно дышать, уходит тишана и всё заполняется звуками.
— Она больше не вернётся, — шёпот над ухом. Голос совсем не тот, но от него веет родным.
— Пенни? Почему она не вернётся? — в комнате теперь играет музыка. Zola Blood, которую любила Пенни, но это не вызывает воспоминаний. Это была другая квартира, другая жизнь. Комната под звуки музыки вибрирует и искажается. — Пенни, почему она не вернётся?
— Она станет ещё лучше.
— Что это значит? Где она?
— Не потеряй её, Кайд.
— Пенни, она нужна мне.
— Я знаю, милый, Кайд. Поцелуй от меня Кло.
И Пенни уходит.
Zola Blood растворяется вместе с квартирой. Всё рассыпается, рушится и перед глазами проносятся его сны о Соль Ли, о Поэтичной С, о девочке с невозможным характером, невозможной силой. Без неё он и, правда, не может. И Кайд проваливается в небытие, где может думать.
Глава 40. Сутки первые
Бизнес-план готов почти к утру, Соль трёт кулаками глаза, потягивается и смотрит на часы. Шестой час, на практику к восьми. Скидывает пижаму, в которую, как самая умная, переоделась, чтобы покончить с работой и упасть спать, и идёт в душ. Сказать, что хочется прилечь, ничего не сказать, но делать нечего. Отчёт по практике. Бизнес-план. Теперь она примерная ученица, которая не разочарует своего учителя, какие бы кошки на душе не скребли. А они скребут. Гадкое ощущение, что всё не так и всё неправильно, что всё ещё аукнется, всё ещё откликнется, всё ещё посыплется и не наладится. Может, это бессонница? Может, это головная боль? Может, усталость. Может, соскучилась?..