поцелуями, придерживая упругий животик. Она чувствует, как Шон еще больше растягивает ее изнутри, как задевает самые чувствительные места. Несколько толчков, и она начинает кончать вместе с ним, сокращаясь на пульсирующем члене, головка набухла еще больше, сперма теплой струей орошает ее изнутри, стекая вниз по бедрам.
— Да, девочка, вот так, любимая, кончи для нас. Кончи вместе со мной. Сожми меня сильнее.
Кэндис бьется в своем оргазме, колени не держат, но Лукас касается ее клитора, придерживая, не давая упасть, натирает его, вызывая следующий оргазм. Тело пронзает, словно током, не хватает воздуха, ее сознание разрывает на миллион частиц, она уже не кричит, а хрипит. Оргазм такой невероятный, что почти лишает сознания, тело горит.
— Да, малышка, молодец. Как же ты красиво кончаешь.
Кэндис все-таки оседает на кровать, ложится между мужчин, теперь Лукас спереди, она закидывает на него колено, а Шон сзади. Дыхание выравнивается, она чувствует, как пальцы Шона размазывают по ее киске и попке свою сперму, смешивая со спермой Лукаса.
— Устала? Я надеюсь, мы не очень потревожили малыша.
— Нет, но если вы еще раз будете так мучать свою жену, она перестанет вам готовить завтраки.
— О, это серьезный аргумент, слышал, Шон, мы будем голодные по утрам. Но тогда по утрам я буду питаться твоей киской.
— Тут такое дело, — Кэндис прикусила губу и прикрыла глаза. — Я хотела сказать еще днем, но утром приехал Джим, вас не было, он отвез меня на консультацию к доктору, про которую я совершенно забыла.
— Меня начинает пугать такое начало.
— Так вот, там не один, а два малыша.
Повисла секундная тишина, а потом на нее обрушились поцелуи и смех братьев.
— Вот это да!
— Я же говорил, что так и будет. Доктора что-то путали в самом начале, — Лукас смеялся и прижимал к себе девушку.
— Это лучшая новость, что могла быть, спасибо тебе, малышка.
— Да это вам спасибо, но мне так страшно. Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг я не справлюсь?
— Ты совсем справишься, ведь мы рядом. Мы любим тебя, что может быть сильнее любви? — Шон погладил ее по волосам и поцеловал. — Только любовь двух Пакеров к своей Конфетке.
БОНУС!!!!
Паркеры 4 года спустя
4 года спустя
— Так, парни, почему вы еще не спите?
Лукас зашел в спальню к сыновьям и оглядел царивший там бардак, который устроили мальчики.
— Мы не хотим спать.
Самый бойкий из двойняшек, Кэвин, подал голос и спрятался под одеялом. Виднелась лишь макушка светлых, выгоревших на солнце волос, таких же, как у его отца.
— И почему вы устроили такой беспорядок? Разве мама вас не учит, что надо за собой всегда убирать? Макс, что скажешь?
Лукас присел на детскую кроватку, оттянул одеяло, под которым прятался второй из братьев, на него сразу посмотрели темные глазки. Макс поджал губы и отвернулся. Их сыновьям было уже почти четыре года, они, словно под копирку, были копиями своих отцов, этому поражались все вокруг. Абсолютно не похожие друг на друга, ни внешне, ни по характеру, тем не менее, они родились в один день, только Макс чуть раньше Кэвина.
— Ну, что случилось, малыш? Рассказывай.
Кэвин выбрался из-под своего укрытия и забрался отцу на колени, обнимая того за шею.
— Он не расскажет, мама его ругала.
— Что же такое случилось, за что его ругала мама? Разве ваша мама умеет ругаться?
— Ну, ругает же она вас с папой.
— Мы — это другое дело, мы такие непослушные. А вы такие хорошие мальчишки.
Лукас потянул к себе Макса, тот не стал сопротивляться и тоже уселся ему на другое колено.
— Мы были в торговом центре и встретили там противную Оливию.
— Противную?
— Да, мама сказала, что она противная, и что она врежет ей в следующий раз при встрече.
— А еще, что выдернет ей ее рыжие космы, — это уже добавил Макс.
Лукасу совсем не понравилось то, что он слышал, кто-то расстроил Кэндис до такой степени, что она ругалась при детях, да еще хотела врезать. Его жена, конечно, оказалась дерзкой девчонкой, но чтоб так. У нее есть он и Шон, которые защитят ее и детей в любой ситуации.
— Почему Оливия оказалась противной?
— Она плохо говорила о маме, — сказал Макс, а Лукас напрягся. — Противная Оливия сказала, что мама — дешевка, ее место на окраине, и что она непременно там окажется, когда ей наиграются.
Мужчину словно жаром обдало изнутри, он крепче прижал к себе мальчишек. Вот же сука подлая, точно, противная Оливия.
— Но не переживая, папа, Макс уронил ей на ногу банку с персиками, а еще пнул и убежал.
— Это правда, Макс? — Малыш кивнул, Лукас погладил его по спине, поцеловал в темную макушку. — Но ты же понимаешь и знаешь, что все, что сказала та женщина, неправда, а Оливия на самом деле противная, мама права. За что она тебя ругала?
— За то, что нельзя пинать людей.
— А мама потом расстроилась и плакала, — Кэвин поерзал на коленях отца, устраиваясь удобнее.
Лукас вздохнул и поцеловал уже Кэвина. Ему хотелось сейчас самому уронить банку не только на ногу, но и на голову этой злобной суке Оливии Холл. Надо будет встретиться с ней и провести воспитательную беседу о том, что свой поганый язык надо держать за зубами. И, уж тем более, не выражать свое поганое мнение при детях и не расстраивать его любимую жену.
— Вот что, парни, вы уже большие и должны понимать, что есть злые люди, которые говорят нехорошие слова, ты правильно сделал, Макс, что заступился за маму, но она, я уверен, не хотела, чтоб ты всегда начинал драку, если услышишь обидные слова.
Лукас говорил, и сам не верил себе, он бы сам врезал хорошенько, будь на месте Оливии мужик, услышь он слова, которые расстроили Кэндис, но трехлетним детям такое говорить не следует.
— Мама так и сказала, что нельзя бить людей, а Макс обиделся, он ведь хотел, как лучше.
— Мама правильно сказала, а тебе, сынок, не надо на нее обижаться, мама любит тебя и любит Кэвина. Пообещай, что завтра ты скажешь маме, что был неправ, и больше не будешь так делать.
— Но я был прав.
— Макс, до чего ты упрямый. Нельзя ронять банки и пинать женщин, ты ведь мужчина, а настоящий мужчина никогда не поднимет руку на женщину, какие бы она ни говорила слова.
— Настоящие мужчины, как вы с папой?
— Да, как мы, — Лукас усмехнулся и снова поцеловал Макса.
— Хорошо, я обещаю, я
