архитектуры и домами прошлого столетия.
Увлеклась, а когда оторвалась и потянула затёкшие мышцы, то поняла что на улице идёт дождь, и время почти восемь.
Восемь!
Я подошла к окну и посмотрела на мелькающие вдали огоньки. Капли дождя не долетали сюда, из-за широкой террасы, но отчетливо виднелась серая завеса, вдалеке.
Я отвернулась от окна, гипнотизируя телефон, думая о том, набрать ли ему. Но мне ужасно не хотелось быть навязчивой, и надоедливой. И я досадно сжала кулаки, видимо, чтобы не соблазнится, и не позвонить ему.
Снова отвернулась к окну и тут же подпрыгнула от трели телефона.
Назар звонил сам.
Я подлетела к дивану, схватила трубку, и, успокоив дыхание ответила.
— Да? — простое выразительное и короткое.
— Птичка прости, но не жди меня, встреча затягивается, буду поздно, ложись спать, — снова деловой и даже уставший голос.
— Хорошо, — не удалось мне в этот раз скрыть сожаления.
— Вик, давай там не грусти, лучше отдохни, — подбодрил меня Назар, и снова отключился.
А я осела на диван, и позволила себе окончательно расстроится.
Вот прямо раскиснуть.
Мало того что не встретил, как обещал, так ещё и домой не идёт.
А я соскучилась. Сама не понимаю, когда это началось, но я словно жила всё это время только этой встречей. Только и мечтала как в объятия его упаду, да и чего таить, очень хотела его.
Вспоминала все наши моменты близости, и просто порой не выносимо становилось от разлуки.
А он?
А он миллионер, бизнесмен, он говорил, что будет занят, и я, в общем-то, верила, что так и будет, но как же я, по нему соскучилась.
Я переоделась в шелковую черную сорочку, и такой же пеньюар. Выключила везде свет. Подошла к огромной кровати, и, скинув прямо на пол халат, нырнула под шелковое покрывало, которое сперва холодило кожу, но потом нагрелось от моего тела, и стало комфортным.
То, что я не усну, я не сомневалась, но я упорно стискивала веки, и гнала от себя все унылые мысли. Чем быстрее я засну, тем быстрее он придёт.
И я ворочалась по всей кровати, то раскрывалась, то укрывалась, вела внутренний монолог, потом вообще вспомнила про родителей. Но вскоре забылась тревожным сном.
Он рядом.
Я поняла это каким-то шестым чувством. Просто ощутила его взгляд, почувствовала аромат, услышала шаги… Не знаю.
Я поняла он здесь и открыла глаза. В темноте комнаты Назар стоял на фоне окон, и его высокий темнеющий силуэт нависал. Он был у самого изножья кровати и, наверное, смотрел на меня, а может, прислушивался к дыханию, гадая, сплю ли я. Я протянула руку к стоящему рядом торшеру, и включила свет. Мягкий и приглушённый, он осветил его усталое лицо, и он вымученно улыбнулся, глядя на меня.
— Птичка, — прошелестел его голос, и я, откинув одеяло, выскользнул из кровати, бросилась к нему, и прижалась к крепкой груди, как и хотела, как мечтала.
Он был всё такой же, как неделю назад, вкусно пахнущий, твердый и горячий, даже через рубашку чувствовался жар его кожи.
— Я так соскучилась, — призналась я, и подняла, наконец, лицо.
Назар смотрел так жадно, словно тоже вспоминал все мои черты лица, а руки его беспрестанно гладили мою спину, поднимались выше, зарывались в волосах, и он тянул мой аромат, так же как и я, балдея от нашей близости.
— Я тоже. Прости, что не смог вырваться раньше. Прости, что не встретил в аэропорту. Прости. — Он говорил всё это и осыпал моё лицо поцелуями, а я старалась поймать его губы, притягивая за лацканы пиджака, ближе. И когда мне это удалось, и он накрыл мои губы своими, я даже застонала от радости и эйфории, от такого долгожданного поцелуя.
Он ворвался языком в мой рот, и скользил, сплетался с моим. Я отвечала, отдавалась, растворялась в этой сладости, в этом лакомстве. Впитывая его вкус, и запах.
Я нетерпеливо скинула его пиджак, и потянулась к пуговицам на его рубашке, в порыве скорее добраться до вожделенной плоти. Ощутить руками всё твёрдость его мышц, впитать губами вкус его кожи. Назар же перешёл на мою шею, потом заставил дрожать от укуса за мочку уха.
— Птичка моя, сладкая моя, нежная моя девочка, — шептал он, стягивая бретели моей сорочки, и она скользнула, вниз оставив меня полностью обнажённой перед ним.
— Красивая, какая же ты красивая, Вика, — хрипел его голос, и губы спускались ниже, прихватывали нежную плоть, втягивали в горячий рот острые соски, и дарили блаженство.
— Наконец-то!
Я цеплялась за его плечи, и тоже стремилась попробовать его на вкус. И когда он отстранился, наоборот прильнула к твердой груди, продолжая стягивать рубашку, лизала ароматную кожу, под которой переплетались канаты мышц, слышала его хрип, чувствовала дрожь, бегущую по его телу, и продолжала спускаться ниже, пока не встала на колени.
— Вика, — рыкнул Назар, и я подняла голову из своего положения и встретилась с ним взглядом.
Он смотрел так хищно, словно я добыча, которую он загонял, и теперь я попалась. Я вздрогнула от этой алчности, и по моим бёдрам пронеслась дрожь. От такого взгляда можно сгореть, от такого взгляда можно в ногах валяться, и просить о милости. Но я выбрала умилостивить зверя и дернула ремень, на его брюках, расстегнула ширинку, и стянула вниз боксеры, вытаскивая наружу его уже затвердевший член.
— Птичка, — уже мягче захрипел Назар, когда я сжала его плоть в ладошке и провела верх вниз по горячему стволу, ощущая его дрожь, трепет. Чувствуя, как он весь напрягся и подтянулся. Оторвала взгляд от гладкой плоти в своих руках, посмотрела вверх.
Назар смотрел, не отрываясь за моими действиями, на моё лицо, на мою руку, что сжимала его член, на мои закушенные губы. Он смотрел и ждал. И терпеть не мог, потому что толкался уже в мою ладонь, и громко шипел сквозь сжатые зубы. И сжимал мои плечи, неосознанно подталкивая меня к себе.
И я не отводя глаз, коснулась алой
