плечами. — Я понимаю, почему Полю вырубило, но тебя…
— Я отпила из ее стакана.
— Тогда понятно…
Арсен встает, после чего выходит из комнаты, предоставляя мне немного уединения. Первым делом иду умываться. В отражение кошусь с неприязнью. Чтобы сказала мама, увидев меня в таком виде?
Растрепанные волосы, растекшийся под глазами макияж, потрескавшиеся бледные губы и сероватый цвет лица.
Проклятье, мама! Конечно, Герасимов сказал что написал вчера ей смс и папа даже дал добро, но…
Вы же знаете мою мать! Она так просто это не оставит. Собственно, когда я возвращаюсь в комнату и включаю телефон, обнаруживаю пятнадцать пропущенных. Просто прекрасно!
Через минуту заходит Арсен со стаканом воды и таблеткой от головы.
Садится в кресло и ждет пока я выпью, прежде чем сказать:
— Так мы поговорим о вчерашнем?
— Ты хочешь обсудить все сейчас? — вскидываю вопросительно бровь.
— Как можно скорее, — отвечает, не сводя с меня внимательных глаз. — Почему ты все-таки вчера пошла танцевать с Батоновым? Он тебе нравится?
Боже правый, он серьезно? Мы опять будем обсуждать это?
— А ты что, не нашел Воронину? — не могу удержаться от шпильки.
— При чем тут вообще Воронина?
— Ну ты же вчера пошел звать ее на танец!
Обиженно отворачиваюсь, понимая, что конструктивного разговора у нас сейчас не получится.
— Ты прекрасно знаешь, что я не пошел к ней! — фыркает Герасимов, вставая. — Тебе. Нравится. Батонов?
Нет, он не отстанет.
— Мне нравишься ты, дурак! — топнув ногой, шиплю ему прямо в лицо, которое тут же расплывается в довольной улыбке.
— Нина, я…
Он не успевает договорить. Раздается звонок телефона. Со вздохом принимаю вызов и подношу телефон к уху.
— Нинель, что это за выходки? Что ты себе позволяешь? Я всю ночь не спала!
— Мам, я.
— Ничего не хочу слышать! Чтоб была дома через десять минут, тебя ждет серьезный разговор!
— Хорошо…
Она отключается, а я грустно смотрю на Арсена и буркаю:
— Мне пора. Мама волнуется.
— Я провожу…
— Нет, — испуганно вскрикиваю. — Не нужно. Поговорим завтра. Если мама тебя увидит…
— Ладно, напиши потом обязательно.
Беру свою сумочку, и только сейчас понимаю, что на мне вещи Полины.
Мама меня убьет.
Арсен проводит меня до калитки, а потом я ухожу. Мы так и не поговорили нормально. Между нами висит много недосказанностей, но все же я чувствую благодарность за то, что вчера он оказался рядом. Как впрочем, и всегда.
Нина
— Ты совсем отбилась от рук! — кричит мама в агонии. — Где ты была всю ночь?
— Мам, я же сказала, что я была у Полины, — ворчу себе под нос.
— Врешь! — шикает она. — Не было тебя у Полины! И Полины дома не было! Я звонила ее родителям!
Проклятье! А это она еще не заметила.
— Что за одежда на тебе? — сурово сводит брови к переносице. — Нинель, что это такое? — взвизгивает, отчего я морщусь. — Посмотри, на кого ты похожа! Ты похожа на дешевку! Разве так я тебя воспитала?
— Нет, мама! — рявкаю. — Ты воспитала меня так, что почти в восемнадцать у меня нет друзей! Что я вечно белая ворона среди своих сверстников!
— И правильно сделала! Эти твои новые подружки, — брезгливо выплевывает, — плохо на тебя влияют! Ты стала неуправляемой!
Это разговор глухого с немым.
— Где ты была? — требует ответа.
— Я осталась у знакомых, ясно?
— У каких таких знакомых, Нинель? Я и к Полине тебя не отпустила! Это все твой отец! Я всю ночь из-за твоей глупости не спала!
— Ты не спала не из-за моей глупости, а из-за своей паранойи! — в сердцах выкрикиваю.
— Как ты смеешь повышать на меня голос? Ты забыла сколько труда и сил я в тебя вложила, неблагодарная девчонка? Ты теперь у меня вообще никуда не выйдешь! И можешь забыть про свой университет! В наш пойдешь! — сурово припечатывает.
Последняя ниточка терпения рвется, и я уже не могу контролировать свои действия и слова.
— Да я и так никуда не выхожу! Я только и делаю, что сижу дома и учу уроки! Ты уже достала со своим контролем! Ты хоть раз спросила чего хочу я? — тыкаю себе пальцем в грудь. Чувствую, как глаза наливаются слезами. — Я хочу нормальную жизнь! И быть нормальной, а не чтобы от меня все шарахались! Хочу выбирать сама себе одежду и выпускное платье, а не быть твоей марионеткой!
— Марш в свою комнату, — замогильным голосом цедит мать, отвернув голову к стене. — С сегодняшнего дня ты под домашним арестом.
Я не выдерживаю. Расклеиваюсь как самая настоящая девчонка. Потому что я и есть девчонка! Горячие слезы катятся по щекам. Вытерев их рукавом, бросаюсь в свою комнату и громко хлопаю дверью. Опускаюсь на пол, уже не сдерживая истерику. Правда, получается она у меня тихой. Судорожно хватаю воздух ртом, всхлипывая.
Мне больно от несправедливости, от недоверия. Меня вчера чем-то накачали, но даже в этом я не могу признаться матери. Если она узнает, то переведет меня на домашнее обучение. Не сомневайтесь. И, разумеется, обвинит во всем меня. Скажет, что, мол, мне не стоило ходить по таким местам и этого стоило ожидать, но правда в том, что я все еще хочу жить нормальной жизнью. Даже несмотря на вчерашние события. В прошлый раз на вечеринке у Долматова мне понравилось, да и вчера тоже…
Невозможно от всего себя уберечь, даже если вечно сидеть взаперти. Где гарантия, что метеорит не упадет прямо на мой дом? Или, к примеру, не начнется землетрясение? Или в квартиру не ворвутся воры?Безопасность — это иллюзия в которую нам хочется верить. Однако мама, конечно же, считает иначе.
Когда истерика проходит, я бездумно пялюсь в потолок, размышляя о несправедливости бытия. Чувствую себя выжатой, как лимон. Еще и Полина не отвечает на сообщения. Арсен мне сказал, что с ней все в порядке, но мне хотелось убедиться лично. Мама после нашей ссоры не заходит ко мне в комнату, хотя я слышу ее возню на кухне и в коридоре. Бьюсь об заклад, она затеяла генеральную уборку. Полагаю, это ее борьба со стрессом.
Возможно, я не права
