смерти! Да, я не любил его, но смерти не желал.
— Не любил он! — Роман Владимирович расслабился и откинулся на спинку кресла. С улыбкой продолжил, обращаясь к жене. — Помнишь, Сергей только парковался, а этот нелюбящий уже под дверью танцевал нетерпеливо? — Мама тоже улыбнулась и кивнула. — Это в тебе обида говорит. И обижен ты именно потому, что любил его! Оттого и считаешь себя виноватым. Но, Федя, твоей вины не было и нет — запомни это! И прошу тебя, не мучай мать, твои претензии несправедливы.
Фёдор посмотрел на маму, выглядела она действительно очень расстроенной. Он уже хотел пойти на попятную — чёрт с ней, с этой правдой! — но мама взяла его за руку и спокойно сказала:
— Я расскажу, Федя. Ты прав: прошлое откладывает свой отпечаток на всех. Возможно, не скрывай мы от тебя всей правды, твоя жизнь сложилась бы по-другому, — вздохнула она и приложила руку к груди.
— Маша, тебе корвалол накапать? — забеспокоился Роман Владимирович.
— Налей лучше нам всем чаю, рассказ будет долгий, — улыбнулась ему мама и снова повернулась к Фёдору. — Не стоит никого винить, сынок. Ну, а если уж хочешь, то вини нас обоих — и отца, и меня. Если в семье что-то идёт не так, то виноваты оба.
Она вздохнула, сжала руку Фёдора, немного помолчала, видимо, собираясь с мыслями, и начала свой рассказ.
— Я была совсем девчонкой, когда познакомилась с твоим отцом. И когда на третий день нашего знакомства он сделал мне предложение — летала от счастья. И всё у нас хорошо было, мы любили друг друга, занимались общим делом, пока не случилось то, что случилось… — Мама отвернулась, но Фёдор успел заметить слёзы в её глазах. — Все наши проблемы начались после смерти Настеньки, твоей старшей сестры. Да, Федя, о том, что у тебя была сестра, я тоже не хотела тебе рассказывать, — повинилась она.
— Я знаю про сестру, мама, — бросил короткий взгляд на отчима Фёдор.
— Рома? — спросила мама и, получив в ответ кивок, продолжила: — У меня началась депрессия, я никого не хотела видеть, винила всех вокруг в смерти дочери. Жила в коконе своего горя и не замечала, что и Серёже тяжело. В конце концов я превратила и свою, и его жизнь в ад, и Серёжа настоял, чтобы я начала принимать антидепрессанты.
Мама опять замолчала, взяла со столика чашку с чаем, подержала её в руках и сделала глоток.
— Депрессия отступила, но не ушла. Я научилась улыбаться на людях, изображала, что всё у меня хорошо, что я счастлива… Умудрялась даже мужа в постели обманывать, что мне всё нравится.
И опять замолчала, переводя взгляд с одного предмета в комнате на другой.
— А потом я забеременела во второй раз и не смогла выносить ребёнка, — снова вздохнула она.
Фёдору хотелось прекратить всё, попросить маму не продолжать — каждый её вздох рвал его сердце на части. А что она сейчас чувствует?! Прав был отец! Но, словно почувствовав его порыв, мама обняла Фёдора за плечи и прижала к себе, как будто делилась силой. И продолжила:
— Твой отец ждал срыва, но я смогла взять себя в руки. Даже диссертацию защитила. Вот только мы с Сергеем всё дальше и дальше отдалялись друг от друга, жили как соседи. Об интиме и речи не было, прости за подробности, но без этого никак, — попросила прощения мама. — Мне это было не нужно, а может, я просто боялась… Твой же отец был здоровым молодым мужчиной и совсем не монахом. Знала ли я о его связях на стороне? Конечно знала. Но предпочитала делать вид, что ничего не происходит, что семья у нас крепкая и счастливая. А вот в себе растила обиду, по-прежнему обвиняя его в смерти дочери, хотя его вины в этом не было от слова совсем, и в предательстве. Но вот отпустить его, разойтись я была не готова. И пошла на обман.
Роман Владимирович вскочил на ноги и снова начал кружить по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Фёдор подозревал, что и он не отпустил обиды на отца. И если бы тот сейчас стоял перед ним, без всяких сомнений врезал бы ему от всей души, позабыв о своей интеллигентности.
— Рома, сядь и не мельтиши, — прикрикнула на него мама. — Сам говоришь, что это всё в прошлом, так чего нервничаешь!
Роман Владимирович посмотрел на неё виновато и послушно уселся в кресло.
— Да, Федя, я не так непорочна, как ты думаешь, — вернулась она к своему рассказу. — Вокруг твоего отца всегда была уйма женщин, готовых увести его из семьи и родить ребёнка. И с чем бы осталась я? Сергей обрадовался, когда я… Ну, сам понимаешь, — засмущалась мама, — не маленький. Только потребовал, чтобы я предохранялась. Я не стала спорить, но и выполнять его требование не собиралась. И спустя время наступила долгожданная беременность. Естественно, я ничего не говорила твоему отцу, потому что он не позволил бы мне рожать. Да я и сама знала о всех рисках, но они меня не пугали. У меня была цель стать матерью, и я шла к ней. Приходилось, конечно, как-то скрывать своё состояние, чтобы Сергей не заметил ничего раньше времени, и могу сказать с гордостью, что у меня это получалось. А потом…
— Маша, не надо, — перебил её Роман Владимирович, но мама в ответ только отрицательно покачала головой.
— Однажды к нам заявилась девица, работавшая в Центре у твоего отца, и заявила, что они любят друг друга и что Сергей уже давно ушёл бы от меня, да жалость его держит. Требовала, чтобы я его отпустила и не ломала ему жизнь. Естественно, я выгнала её, а вечером прямо спросила Сергея, почему его подчинённые, и не только, считают возможным вмешиваться в нашу семью. Про жалость ко мне тоже упомянула. Мы страшно разругались, и он собрал вещи и ушёл. После этого мы поговорили всего один раз, я позвонила ему сообщить, что подаю на развод и что освобожу квартиру, как только найду подходящее жильё. Он опять наорал на меня, что развода мне не даст, а если я съеду — за волосы притащит обратно и заколотит двери. Звучало, конечно, грубо, но я обрадовалась, решать ещё и эти проблемы сил не было, все они уходили на то, чтобы не выдать своего состояния. Со знакомыми и друзьями общение свела почти на нет, чтобы избежать вопросов. А живот рос. Приходилось ухищряться, чтобы и его видно не было, благо
