– Яна, ты самая красивая девочка на свете!
А сейчас папа не с нами. И не говорит, до чего же я прекрасна… Да, я уже совсем взрослая. Я тридцатилетняя женщина. А грусть от того, что отец не с нами, все равно не прошла. Как было бы здорово, если бы мы все были сейчас вместе!
И все равно, я была счастлива. Да, я не смогу никого ни вернуть, ни заставить полюбить себя с помощью наряда. Ну и пусть. Зато ощущение того, насколько мне самой хорошо в новом платье, уже подарит праздничное настроение. А для начала и этого довольно.
Когда раздался телефонный звонок, я все еще кружилась пред зеркалом в своем восхитительном наряде. Сначала удивилась: стационарный телефон звонит очень редко, все давно перешли на мобильную связь. Но звонил, как оказалось, мой отец; и это все объяснило. Он всегда звонил на наш домашний номер. Наверное, для него этот вид уже уходящей в прошлое телефонной связи символизировал нашу общую жизнь, когда мы все еще были одной дружной семьей.
– Алло, – сказала трубка папиным голосом.
– Алло, привет, – как можно равнодушнее произнесла я.
– Яночка, ты? – переспросил отец. Можно подумать, он меня не узнал!
– Ну да, – пришлось согласиться. Я все еще немного обижалась на папу, хотя давно пора было его простить. Он ушел от нас пять лет назад, сразу после того, как пережил инфаркт.
После окончания школы я поступила в строительный институт – просто потому, что папа мог меня пристроить: у него там были знакомые, и мне удалось попасть на бюджет. Я его, конечно, прилежно закончила, но строить мне, например, мост я бы доверять не советовала. До сих пор не понимаю, как мосты стоят на месте и не падают. Вот рисовать я люблю: у меня все стены увешаны акварелями. И еще моделями платьев… Но я, конечно, не за это на папу обиделась. Просто он, устроив меня в институт и понаблюдав, как я с учебой справляюсь, посчитал свой отцовский долг полностью выполненным и ушел от нас жить отдельно. После инфаркта что-то там у него в сознании перевернулось, и он посчитал, что нужно начинать жизнь заново. «Нужно искать себя», – так он сказал. Хотя, конечно, странно, что человек так себя и не нашел к сорока семи годам. Мама выразилась более прямолинейно: «Отправился реализовывать кризис среднего возраста». Не знаю, нашел ли он что-то там в себе новое за эти годы, но мы по нему скучали, особенно мама (хоть она в этом и не признавалась). Звонил он редко – примерно два раза в год, поздравить меня и маму с днем рожденья.
И тут он внезапно мне говорит, слегка запинаясь и явно волнуясь:
– Яна, как у тебя дела?
– Нормально дела, – отвечаю. И вдруг начинаю рассказывать, словно прорвало плотину, о том, как мне работается; как мы живем, и даже о своем платье…
– Это здорово, – по-прежнему волнуясь, говорит папа. А затем спрашивает: – Яна, а вы новый год встречать как собираетесь? Всей семьей? Или ты куда-то уходишь? Или… мама уходит? – Последний вопрос был задан даже с каким-то страхом.
Я тоже разволновалась и сразу выпалила:
– Да нет, мы дома все будем. Ну, как обычно.
– Яночка, как ты думаешь: мама не будет против, если я к вам в гости напрошусь? На Новый год?
И замолчал.
Я даже дышать боялась – так не хотелось спугнуть надежду, что отца, как говорит в таких случаях бабушка, «попустило».
– Думаю, она будет рада, – осторожно отвечаю. – Но давай я с ней сначала сама поговорю, а ты позвони через полчасика, ладно?
Вешаю трубку и на цыпочках захожу в гостиную – там бабушка с мамой смотрят какое-то шоу по телевизору, бурно критикуя и его участников, и само шоу с режиссерами, сценаристами и руководством телеканала заодно.
– О, Януська, ты все еще в платье? Так и спать в нем будешь? – спрашивает, посмеиваясь, мама. Вы, конечно, можете не верить, но тогда – двадцать лет назад – я действительно наотрез отказалась снимать «принцесачье» платье даже на ночь! Так и спала в нем. Правда, всего одну ночь, потом здравый смысл одержал победу над слепой страстью к красивым нарядам.
Я не разделяю маминого веселья и произношу очень серьезно:
– Кажется, его попустило.
– Кого попустило? – живо подключается к разговору бабушка, убавляя громкость телевизора. Для нее наши семейные разговоры всегда интереснее любого шоу.
– Похоже, он себя нашел. И кризис реализовал.
Теперь они обе смотрят на меня с опаской. А я решаю не тянуть кота за хвост, а выдать всю информацию сразу:
– Короче, звонил отец – он хочет с нами Новый год встречать.
Мама с бабушкой быстро переглядываются.
– Спрашивает, мама, не будешь ли ты против, если он у тебя об этом спросит. Короче, через полчаса перезвонит, – ответь ему, пожалуйста.
Мама резко поднимается с дивана. Потом садится на место. Через мгновение снова поднимается и начинает метаться по комнате, заламывая руки и бормоча:
– Что же делать? Что ответить? А как же гордость? Вот он вернуться захочет – мне что, его обратно принять?
– Причем тут гордость, Лида, – бабушка подходит к маме, обнимает ее за плечи и усаживает рядом с собой обратно на диван. – Все очень просто: ты хочешь, чтобы он вернулся?
– Конечно, хочу, – мама судорожно всхлипывает и сразу успокаивается. – Но он меня бросил. Ушел. Мне было очень, очень плохо.
– Ну, думаю, каждый имеет право на размышления. Зато он понял, что лучше тебя никого нет. И разве это не стоит того, чтобы снова почувствовать себя счастливой? – тихо спросила бабушка, поглаживая маму по спине.
– А если он снова уйдет? – с тоской в голосе спросила мама, глядя куда-то вдаль.
– А если кирпич завтра на голову кому-то упадет? Может произойти что угодно. Все возможно! Уйдет – значит, уйдет. Но, возможно, от тебя тоже кое-что зависит – чтобы не ушел, – добавила безжалостно бабушка.
Я тихо прикрыла дверь и вышла из комнаты. С сожалением сняла платье и повесила его в шкаф, погладив на прощанье мягкую ткань.
– Спокойной ночи, – прошептала я откровенную глупость, но мне нужно было что-то ему сказать – своему новому платью. Ведь маленьким девочкам можно желать спокойной ночи любимому плюшевому мишке. Почему бы взрослой девушке не пожелать спокойной ночи любимому платью?
Последние предпраздничные дни проносились, словно в калейдоскопе. Вместо Мадонны решили пригласить Рианну, Цирк дю Солей да еще и неувядающих Бони-М – «все втроем обойдутся дешевле, чем одна Мадонна, но еще и программа будет разнообразнее», – рассуждала Маша таким спокойным и будничным голосом, словно речь шла не о трате миллиона евро на приглашенных звезд, а о покупке молока в ближайшем супермаркете.