На прощание он, воровато оглянувшись на жену, сказал:
– Какая ты красивая… Теперь бы у меня язык не повернулся назвать тебя Мадам Собутыльник! – и поцеловал меня в висок.
Пахло от него теперь не дешевым табаком и потом, а туалетной водой «Эгоист» от Chanel. Потом они с блондинкой ушли. А я, несмотря на то что упущенная возможность проскользнула на дразняще близком расстоянии, все равно почему-то почувствовала себя счастливой.
Вот странно…
Моя подруга Виктория настолько хороша собой, насколько неестественна. У нее большая грудь от лучшего хирурга-пластика, большой коллагеновый рот и большие амбиции.
Сейчас я уже и вспомнить не могу, какая нелегкая занесла меня в круг ее интересов. Познакомились мы лет пять назад в студии одного авангардного модельера: я делала о нем репортаж, а Виктория явилась на кастинг. Почему-то она с упорством маразматика мнила себя фотомоделью, хотя даже в утягивающих колготках никак не вписывалась в анорексичные подиумные стандарты. Уроженка Харькова, Виктория была девушкой крупной, фигуристой. Возможно, ей светила неплохая фотокарьера в стиле ню, однако предусмотрительная Вика предпочитала не афишировать свои выпуклости в сомнительной прессе, а преподносить их адресно выгодным, с ее точки зрения, мужчинам.
Мне запомнилось, как однажды шли мы с ней бесцельно по Столешникову, искоса посматривая на свои отражения в витринах Yamamoto и Ungaro, и тут Вика выдала:
– Максимум через пять лет этот город будет моим! Или я удавлюсь, честное слово.
– А к чему такая срочность? – удивилась я.
– К тому, что через пять лет мне уже будет 27. А это для Москвы почти старость.
Интеллигентно кашлянув, я промолчала, потому что на тот момент мне самой как раз двадцать семь лет и было.
С тех пор примерно пять лет и прошло. Викторию мотало по свету, как бумажный самолетик на ураганном ветру, периодически выбрасывая за горизонт моего поля зрения. Время от времени мы встречались (как она выражалась, на cofee-out) – главным образом для того, чтобы Вика хвастливо потрясла передо мной очередной брильянтовой побрякушкой и туманно намекнула об очередном наклюнувшемся женихе. Послушать ее, так вся мужская половина этого города готова была на карачках ползать под ее окнами за один взгляд разборчивой красавицы.
На практике же она продолжала оставаться девицей сомнительной профессии без штампа в паспорте, и возраст ее стремительно приближался к роковой отметке тридцать.
Красота Виктории не была безусловной, зато производила впечатление удара под дых. Породистая лошадь при парадной сбруе: высокие скулы, ядовитая зелень глаз, белые волосы до середины спины, мускулистые ноги. У нее не было недостатка в любовниках: то она блаженствовала в волосатых объятиях какого-нибудь шейха, то ее на личном вертолете везли на уик-энд в замок на Луаре.
Женщина с таким образом жизни и я – мы никак не могли стать настоящими подругами и тем более врагами… Но однажды в июльском мареве раскаленной Москвы судьба буквально столкнула нас лбами.
Вот как было дело.
Мы с Леркой, моей редакционной подругой, ушли с работы пораньше, чтобы побегать по магазинам, и в итоге осели в кондиционированной пещерке модного кафе. Залпом осушив по три бокала ледяной минералки, мы принялись вяло сплетничать. Повод был: у Лерки как раз намечался роман с каким-то нереальным красавцем. Она подозревала, что он задействован в стрип-шоу «Кэнди-мэн», и уговаривала меня сходить вечером в клуб, а я убеждала, что любоваться на тугие мужские попки ходят только забальзаковские нимфоманки и дурочки-школьницы.
И вдруг в самый разгар оживленного спора Лера наклоняется ко мне и звенящим шепотом говорит:
– Полюбуйся! Fucking Барби пришли.
Я обернулась и увидела за соседним столиком двух девушек дивной красоты. Одна темненькая, вторая светленькая, обе с точеными загорелыми личиками, фигурками а-ля Памела Андерсон и сумками от Луи Виттон.
– Ненавижу таких, – прошипела Лерка, непроизвольным машинальным движением поправляя прическу.
– За что?
– Рядом с ними чувствуешь себя прыщавой отроковицей, которую никто не воспринимает всерьез.
– А как же внутренняя красота? – усмехнулась я.
– Не смеши меня. Может быть, в детстве мужики и умилялись сказке о Золушке, но в глубине души всегда предпочитали стерв… Ты только посмотри на них! – Она кивнула в сторону красавиц. – У обеих наращенные волосы и силиконовая грудь. Но все равно никто не посмотрит на меня, когда они рядом, даром что я – выпускница университета.
– Ну, во-первых, тебя оттуда четыре раза выгоняли за прогулы, – жестоко напомнила я, – а, во-вторых, волосы, груди, ноги – это же только первое впечатление. Да, они притягивают взгляд, но, окажись мы с этими Барби в одной компании, кто знает, какой будет расстановка сил через час. Может быть, мы покорим всех обаянием, а они так и будут глупо улыбаться в углу.
– Какая ты наивная, – фыркнула Лерка, – волосы, груди, ноги – это первый шаг к беспринципности. В любой компании такая Барби сожрет тебя и глазом не моргнет. Поверь мне, эти девушки готовы по головам пойти, лишь бы своего добиться. Век Барби короток, и они всегда играют по максимуму.
Я нахмурилась, обдумывая Леркины сентенции. И тут одна из Барби, блондинка, обернулась, раздраженная нашим повышенным вниманием, явно собираясь сказать что-то резкое… И тут я вдруг узнала в ней свою эпизодически всплывающую приятельницу Викторию, и она, соответственно, тоже узнала меня.
– Сашка?
– Вика!
Она сорвалась с места, подбежала ко мне, порывисто расцеловав в обе щеки (красивым женщинам вообще свойственна нахальная непосредственность).
Лерка при этом вообще понять ничего не могла, но изо всех сил на Вику таращилась, видимо, стараясь выискать в глянцевой безупречности ее лица ну хоть какой-нибудь маленький изъян.
– Выглядишь потрясающе! – хором произнесли мы обязательную в таких ситуациях фразу, причем я ничуть не преувеличивала, а вот Виктория мне благородно польстила.
– А это моя подруга Лера.
– Замечательно, – Виктория едва на нее взглянула, – девушки, а ну-ка пересаживаемся за наш столик!
Задорно хлопнув в ладоши, она поднялась с места, и нам ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. При этом Лерка наградила меня красноречиво хмурым взглядом.
Брюнетистую подругу Виктории звали Алисой. Она рассматривала нас томно, как пластилиновая мультипликационная корова. И вообще – в ней было столько ненаигранной вальяжности, что я вдруг почувствовала себя угловатым подростком, который беспомощно путается в конечностях и старается выглядеть взрослее посредством, например, курения.
