Казалось, этот вопрос на мгновение расстроил Ланселота. Потом он сказал:
— О, я… я побывал во множестве мест с тех пор, как умер. Я так сильно скучал по трубадурам Камелота, что часто парил около театра «Глобус», впитывая поэзию барда, которого вы зовете Шекспиром.
— Следовательно, вы не всегда, — Розалин заколебалась, боясь оскорбить его своими словами, — вы не всегда жили в Корнуолле?
— Ах, нет, миледи. Боюсь, я всегда был самым беспокойным духом. Я просто потерянная душа, обреченная бродить по земле вечно.
Его слова встревожили Розалин; в ее воображении возникли картины того, как он скитался на протяжении веков, печальный, усталый, не в силах обрести покой.
— Обреченная? — спросила девушка. — Но почему?
— Во искупление моих грехов, я полагаю.
— Вы были самым храбрым из рыцарей Артура. Не могу поверить, будто вы сделали что-то, что заслуживало бы такого ужасного наказания, как это. Какой грех вы совершили?
— Слишком много грехов. Худший из них — то, что я полюбил не ту женщину.
— О…
Он, должно быть, говорил о Гвиневере и своей фатальной страсти к прекрасной жене короля Артура. Это была самая романтичная и трагическая легенда, которую Розалин когда-либо слышала. Она обдумывала эту историю много раз, задаваясь вопросом, каково это: быть охваченной такими сильными эмоциями.
Конечно, Розалин любила своего мужа, любила Артура с тех пор, как себя помнила. Но это не было то же самое, что потерять голову от любви с первого взгляда.
— Познать такую страсть, — размышляла девушка вслух, — такую всепоглощающую и сильную, что она горит вечно. Как может быть такая любовь неправильной?
— Очень просто, — сказал Ланселот горько. — Когда такая страсть приобретается ценой чей-то чести, предательством другого мужчины, соблазнением его жены.
— Но вы были влюблены. Несомненно, это достаточный повод…
— Я был прелюбодеем! Вот она ужасная правда.
Резкость его голоса заставила Розалин отшатнуться. Ланселот добавил более спокойно:
— У мужчины всегда есть выбор, миледи. И когда он делает неправильный выбор, он должен страдать от последствий. К сожалению, невинные страдают вместе с ним. И это настоящий грех, за который он осужден навечно.
Слова рыцаря привели Розалин в легкое замешательство. Единственное, что она увидела ясно, это силу боли, скрытой в его глазах. О каких бы грехах он ни говорил, ни один небесный суд не мог осудить его более жестоко, чем сэр Ланселот осуждал себя сам.
Рыцарь затих, погрузившись в свои мрачные мысли. Казалось, он забыл, что девушка находилась здесь. Розалин стояла в стороне, не зная, что сказать, чтобы утешить его, остро ощущая свое невежество. Грех, страсть, муки сожаления. Она имела не больше представления о таких вещах, как если бы была монахиней.
Наконец Ланселот сказал мрачно:
— И как будто я не совершил достаточно глупостей в течение жизни, сейчас я должен был потерять адский меч.
Розалин старалась не быть ненавязчивой, но навострила уши при последнем замечании.
— Меч? — повторила она в изумлении. — Значит, вы и правда ищете его? Вы не шутили по этому поводу?
— Нет, хотя Бог знает, как я хотел бы.
Был только один мифический меч, о котором Розалин слышала рассказы.
— Вы, разумеется, не имеете в виду Экскалибур? — девушка произнесла название с трепетом.
— Что? О… да. Экскалибур, — растерянно ответил Ланселот.
— Но я думала, что, когда король Артур умер, меч был возвращен в воды озера.
— Я бы хотел, чтобы это было так. Возможно, если бы клинок был опущен обратно на дно, я бы наконец узнал, что такое покой. Но я не получу желанного успокоения, пока не найду этот проклятый меч.
Розалин прижала ладони ко лбу, чувствуя, что все это начинает становиться слишком, даже для нее.
— Я ничего не понимаю, — проговорила она. — Что вы делаете с Экскалибуром?
— Я обязан быть хранителем меча, до того… до того дня, когда мой господин вернется. Но я позволил напасть на себя какому-то негодяю. Теперь меч попал в руки Бог знает какого преступника, и я должен вернуть его обратно.
С этой стороной легенды Розалин никогда не сталкивалась. Но прежде чем она смогла задать следующий вопрос, внимание сэра Ланселота резко переключилось на что-то другое.
Он смотрел в направлении окна, выражение ужаса исказило его черты.
— Проклятье! — воскликнул рыцарь.
— Что такое? — встревожилась Розалин, поглядев в том же направлении. Но она не заметила ничего, кроме того, что небо начало светлеть с первыми лучами рассвета.
Ланселот повернулся к ней, извиняясь за сквернословие в ее присутствии.
— Я должен покинуть вас, благородная госпожа.
— О нет, — запротестовала девушка. — Мне нужно еще так много спросить у вас. Вы должны уйти так скоро?
— Боюсь, что да. Солнце почти взошло, для меня может быть опасно перемещаться в дневном свете. Даже смертельно.
Смертельно? Розалин моргнула с удивлением. Как это могло быть смертельно? Мужчина уже был мертв.
Но мысли об этом исчезли, когда Ланселот переместился к окну, готовясь уйти.
— Я благодарю вас за вашу доброту. Я бы осмелился выразить свое почтение должным образом, миледи, но, — он грустно улыбнулся, — все, что я могу сделать, — это предложить вам попрощаться.
Розалин с волнением бросилась вперед.
— О, пожалуйста. Подождите! Вы должны хотя бы сказать мне. Я когда-нибудь…
Но он уже начал исчезать, растворяясь в окне, его глаза мерцали сожалением.
— …увижу вас снова? — закончила Розалин тихим голосом. Она подошла к окну и выглянула, чтобы бросить последний взгляд на рыцаря. Сердце забилось быстрее, когда она заметила движение, тень, пролетающую через жемчужно-серое небо. Но это оказалась просто стая чаек, повернувших к морю.
Сэр Ланселот исчез.
Розалин, вероятно, никогда не увидит его снова. Эта мысль отозвалась странной болью в сердце. Но солнце поднималось над горизонтом, рассеивая ночь и ее тайны, заставляя Розалин сомневаться в собственных чувствах.
Возможно, она просто гуляла во сне. Или ее слишком живое воображение в который раз обрело над ней власть.
Полная фантазий жизнь, которую Розалин вела, будучи ребенком, всегда беспокоила ее родителей, даже папу. Для него изучение легенд об Артуре было интеллектуальным упражнением. Но для Розалин…
Сегодняшняя ночь была не первой, когда она развлекалась, представляя сэра Ланселота. Розалин часто ставила свои миниатюрные чашки и блюдца в саду, сервируя чай для Ланселота, сэра Бедивера, сэра Гавейна — ее фаворитов среди рыцарей круглого стола, — разделяя с ними угощение по вторникам. В среду она призывала фей. А пятницы всегда были оставлены для маленькой семьи гномов, которая жила под изгородью.
