Слушая Гету, я пребывала в еще большем недоумении, нежели прежде. У моей подруги ну никакой логики! То обвиняет Ольгу в эгоизме и в том, что она меня личной жизни лишила, а то выходит, сестра моя права и я должна радоваться.
– Гета…
– Отстань! – Отмахнувшись, она продолжала: – Все очень хорошо и вовремя. Знаешь, если честно, я тебе даже завидую.
– Логика у тебя…
– Логика у меня возникает по ходу дела, когда я проблему осмысливаю, – спокойно продолжала моя подруга. – Ты мне уже несколько дней жалуешься, вот я тебе и сочувствовала. А вот сейчас, наконец, поняла, что сочувствовать совершенно нечему. Наоборот, для тебя ситуация складывается отлично. Смотри: ты еще молодая, всего сорок лет, к тому же абсолютно свободная. Никаких обязательств и никакой ответственности. Да перед тобой все пути-дороги открыты. Хоть начинай жизнь с нуля.
– Но я не хочу с нуля! Меня моя собственная жизнь вполне устраивает, – с чувством собственной правоты возразила я.
– Я, в первую очередь, говорю про личную жизнь, – пропустила мои слова мимо ушей Гета. – А кстати, и работу можешь поменять на что-нибудь получше и интереснее. Не обязательно до пенсии в своей гимназии сидеть.
– Мне там нравится!
– Хорошо. Насчет работы возражение снимаю. Нравится так нравится, – с царственным видом изрекла Гета. – Сосредоточимся на личном вопросе. Свободная привлекательная невеста с квартирой и даже с относительно приличным заработком. Конечно, – моя подруга поцокала языком, – теперь у тебя пропадет доход от сдачи Ольгиной квартиры.
– Да я все равно то, что получала за квартиру, на Ольгу тратила. Самой мне и зарплаты вполне хватает. А Оля с Яриком сказали, что собираются содержать себя сами.
– Ox, ox, ox! Так я и поверила, что ты им ничего не будешь подкидывать. Не обманывай себя, Катька. Уж я-то тебя знаю.
– Даже если что и подкину, мне хватит, – заверила я. – И частные ученики у меня есть. Надо будет – еще возьму. Недорослей на наш с тобой век достаточно.
– Кормильцы наши, – сказала Гета, которая тоже весьма хорошо подрабатывала, готовя абитуриентов к вступительным экзаменам в свой институт. – Но тебе сейчас не учеников набирать надо, а личную жизнь налаживать. Упускать такой шанс преступно. Молодая привлекательная невеста, да еще с собственной двухкомнатной квартирой.
Я засмеялась.
– Считаешь, на квартиру клюнут?
– Клюнуть должны на тебя, но квартира очень многое определяет.
– А вдруг только на квартиру?
– Вместо того чтобы сразу думать о плохом, лучше ищи такого кадра, чтобы запал на тебя.
– Ой, да не буду я ничего искать. Если судьба, сам найдется, и без всякой квартиры.
– Насчет квартиры ты не права, – гнула свое Гета. – За Ольгину квартиру ты должна бабе Гале памятник поставить. Представляешь, если бы твоя Ольга своего Ярика к тебе сюда жить привела. У тебя бы последние шансы улетучились.
– Бабе Гале за все надо огромный памятник поставить, и не только на могиле, там-то он давно стоит, а на Красной площади. Без нее мы бы с Ольгой не выжили.
Галина Матвеевна пришла мне на помощь в самый трагический момент жизни. Мы с мамой уже много лет жили вдвоем – одни, без отца. Папа мой был геологом и умер от перитонита во время одной из экспедиций. Мама замуж больше не вышла. Растила меня. Жили мы не слишком богато, но вполне счастливо. Окончив школу, я сама, без малейшей помощи, поступила в педагогический институт на факультет русского языка и литературы, чем мама очень гордилась.
Я училась на третьем курсе, когда мама впервые за много лет решилась, наконец, съездить отдохнуть. Одна. Без меня. Вернулась она счастливая и помолодевшая. Правда, счастливое ее состояние длилось недолго. Несколько раз я замечала маму плачущей. Такого прежде никогда не бывало, и я терялась в догадках.
В конце концов она мне открылась. Оказалось, мама беременна. Я испугалась.
– Хочешь выйти замуж?
Я уже мысленно представила себе, как наш уютный, много лет существовавший мирок разрушится и я буду вынуждена привыкать к жизни с совершенно посторонним человеком, да еще у которого родится собственный ребенок.
Но мать отвечала:
– Нет. Не хочу. Он вообще ни о чем не знает. Да и не может на мне жениться. У него семья.
– Тогда, по-моему, надо сделать аборт, – со свойственной молодости черствостью посоветовала я.
Мама посмотрела меня грустными глазами.
– Вообще-то уже поздновато. Да я и не хочу. Катя, ты уже взрослая. Может, как-нибудь вырастим? Совместными усилиями.
У меня были совершенно другие планы на жизнь. Я тогда как раз впервые по-настоящему полюбила и не мыслила дальнейшей жизни без этого человека. А тут такой стыд! Моя мама, казавшаяся мне тогда не просто взрослой, а почти пожилой женщиной (господи, ведь она была тогда всего на пару лет старше меня теперешней! Но я ведь чувствую себя еще совсем молодой!), будет ходить беременной, с огромным животом, и неизвестно от кого.
Одна мысль об этом повергала меня в дрожь. Все вокруг начнут перешептываться, тыкать пальцами, и не только в нее, но и в меня. Как она могла поставить меня в подобное положение! Ну, я понимаю, курортный роман. Приспичило, в конце концов. Хотя и физические отношения с мужчиной в столь солидном возрасте казались мне противоестественными и омерзительными. Ладно еще кто-то другой, посторонний. Но моя мама… моя любимая мама…
Ну случилось, ну получилось… Такое еще можно как-нибудь пережить. Но почему она не подумала о последствиях? Другие люди как-то предохраняются. Или, в крайнем случае, сделала бы вовремя по-тихому аборт, и никто ничего бы не узнал. Даже я. Зачем, скажите на милость, ей еще один ребенок? Меня с трудом вырастила, а она ведь тогда была молодой, здоровой, сильной. А если она сейчас родит, то когда девчонке исполнится восемнадцать (почему-то я была убеждена, что родится именно девочка), маме стукнет все шестьдесят. Красота! Мама молодой девушки в возрасте бабушки!
Все это, приблизительно в тех же выражениях, я высказала маме. Она рыдала три дня, повторяя сквозь слезы одно и то же: «Не ожидала от тебя такой жестокости». Ну и что? Я только еще сильнее злилась и возмущалась, ибо считала, что жестокость-то как раз проявила она ко мне. Всю жизнь мне сломала! Все мне испортила! И при этом рассчитывает на мою помощь, поддержку и сочувствие.
Чем больше проходило времени и чем сильнее рос живот матери, тем мне становилось хуже. Теперь я старалась как можно меньше бывать дома. Убегала рано утром и возвращалась по возможности позже, только переночевать. С мамой мы почти не разговаривали, а крайне редкие разговоры неизменно оканчивались скандалами и моими истериками.
