Она снова вспоминала своего погибшего мужа.
Их любовь была коротка, очень молода и идеалистична. Близость между ними казалась такой робкой, неуклюжей; оба еще только начинали постигать великое искусство любви. Теперь ее тело налилось женской силой, а Себастьян остался юношей навсегда, так никогда и не став настоящим мужчиной.
Она и сама довольно смутно помнила, как это было, когда они любили друг друга, почти забыла блаженные ночи, когда она засыпала в его объятиях. У нее сложилось впечатление, что это происходило в другой жизни и с другой Джинджер.
Она забыла горячее волнение его рук, требовательную ласку губ, но на всю жизнь запомнила глаза его матери в день похорон. В них застыл крик. И упрек. Джинджер казалось, что эти глаза обвиняли ее.
Теперь память о Себастьяне и их недолгой любви стала для нее чем-то вроде привычных четок, которые перебирают как в минуты сильного нервного напряжения, так и полностью расслабившись. Прежняя любовь была, разумеется, сильным — но пережитым — чувством, любовью юной неопытной девушки к столь же юному и неопытному существу. Но теперь она взрослая женщина в самом расцвете. Однако Джинджер давно не знала радостей любви, и только иногда, по ночам, тело напоминало ей, что они существуют.
Джинджер тяжело вздохнула. Желания, что изредка приходили к ней, приносили с собой лишь пустую тревогу, она считала их недостойным искушением. Она посмотрела на кота и с удовлетворением отметила, что еще не полностью сосредоточилась на этом существе. Старая дева с котом и рукодельем, подумала она.
О Боже! Неужели она становится типичной неврастеничной вдовой средних лет? От одной этой мысли ком подступил к горлу. Нет! Ни за что! Но, кажется, так оно и есть. Джинджер не могла спокойно видеть, как Крэг целует Венди. Не потому, что ревновала. Крэг, конечно, ей симпатичен, но ему далеко до героя ее романа. Скорее, она завидовала подруге, ее женственности, ее сексуальности…
Тем временем кот залез к ней на руки и, взглянув на нее пронзительными голубыми глазами, блаженно замурлыкал.
В свои тридцать семь Джинджер сохранила идеальную фигуру восемнадцатилетней девушки. У нее были густые, слегка вьющиеся, мягкие волосы золотисто-медового цвета, крупными волнами спадавшие до самой талии. Себастьян очень любил погружать в них пальцы.
О, если бы когда-нибудь она снова смогла полюбить! Но пусть это будет сильный и мудрый человек в полном расцвете сил, способный прогнать ее тоску.
На эти мысли тело отозвалось томлением, приливом тепла, поднявшегося от ног к груди. Тело вспомнило все помимо ее воли. Но уже через мгновение она вышла из вредного для нее транса.
— Извини. Пойдем, я накормлю тебя, — сказала она коту.
И Наполеон послушно потрусил за ней в кухню.
Глубоко зевнув, Мартин еще раз сверился с дорожной картой. Эксетер значился конечным пунктом его поездки.
Он не поверил в удачу, когда нанятые им детективы сообщили, что хотя Стивена Бакстера след простыл и, вероятно, он уже покинул страну, но в маленьком городке Эксетере живет его партнер — некая Джинджер Грэхем. Они снабдили Мартина номером телефона и адресом, а также другой полезной информацией относительно госпожи Грэхем.
Овдовевшая и бездетная, она ведет жизнь на первый взгляд вполне респектабельную, но Мартин понимал, что это лишь маска. Он даже попытался нарисовать ее психологический портрет. Скорее всего, это молодящаяся особа в возрасте хорошо за тридцать. Вероятно, она еще сохранила некоторые остатки обаяния, что весьма полезно для вытягивания денег из доверчивых мужчин. Наверняка злоупотребляет макияжем и носит короткие юбки. У нее острый взгляд и жгучий интерес к чужим банковским счетам. Без сомнения, умна, но не настолько, чтобы предугадать действия партнера, сбежавшего от нее в тот момент, когда, казалось, все идет как по маслу. Возможно, она даже хочет продолжить «дело» в одиночку.
В общем, Мартин сразу почувствовал брезгливость к женщине, обманувшей его брата, как, видимо, еще многих до него. Это порода лживых, бессердечных хищниц. Впрочем, как и большинство представительниц «слабой» половины человечества. Все они по одной мерке скроены. Его «бывшая» не составляет исключения.
Он поддал газ мощному «мерседесу» с откидывающимся верхом, чтобы встречный ветер хоть немного охладил горячую голову, распаленную перспективой скорого отмщения и неистовым желанием поскорее попасть в этот чертов Эксетер.
В конце открыточно-живописной долины он увидел первые строения городка. Мысленно он воображал себе это место мрачным, обшарпанным захолустьем, полным пьяниц и угрюмых безработных, с огромной глухой стеной тюрьмы, парадный въезд в которую находится со стороны главной площади, загаженной овощным рынком. Но пока он ехал по аккуратным бульварам, полным нянек и мамаш с хорошенькими розовыми младенцами, оборванцев-попрошаек или бандитского вида байкеров ему почему-то не попадалось.
Мартин заприметил место для стоянки и, заглушив мотор, уткнулся в карту со всем возможным вниманием. Сориентировавшись на местности, он попытался оценить территорию будущих военных действий.
Джинджер Грэхем жила недалеко от города, в уединенном доме на холме. Достойный выбор, безусловно оправданный при ее занятиях.
Развернув машину, Мартин выехал на шоссе, ведущее в пригород.
Джинджер работала в саду, когда услышала звук приближающейся машины. Машина затормозила, и она недовольно отложила в сторону корзину и садовые ножницы. Она не желала никого принимать, и уж тем более незнакомого; цветы, которые необходимо выбрать для украшения комнаты, занимали ее много больше.
Но нежданный посетитель решительно направился к ее калитке. Джинджер было метнулась к дому, пытаясь все же избежать встречи, но уже в дверях услышала голос незнакомца:
— Погодите, госпожа Грэхем! Нам надо поговорить.
Неизвестно почему, Джинджер испугалась. Ей совсем не понравился ни тон незнакомца, ни решительный вид, с которым тот шагал к ней по садовой дорожке.
— Не подходите, у меня… собака.
В этот момент Пупси вылезла из своего угла и зарычала на пришельца.
— Да уж вижу, — усмехнулся Мартин, — огромная и злая.
— Не смейте ее обижать! — взвизгнула Джинджер и, подхватив Пупси на руки, прижала ее к груди.
Этого небольшого песика, пучок черно-белого пуха, она купила по случаю у одного семейства, которое решило, что острые щенячьи зубы слишком опасны для их дорогой мебели.
Джинджер воспитала собачку, и Пупси отвечала ей горячей любовью, истинно собачьим безоговорочным обожанием.
Мартин нахмурился. Странно, что женщина ее типа бросилась спасать свою шавку, хотя обеим ничего и не угрожало. Песик оказался понятливей хозяйки.
