— Что я получила? — переспрашиваю я на фоне стонов Руби оставить ее французский тост «целым», что является радикальным отступлением от обычного требования разрезать его на «маленькие квадратики, одного размера, без корочки». Я прикрываю трубку рукой и говорю: — Дорогая. По-моему, кто-то забыл волшебное слово.
Руби отвечает мне пустым взглядом, означающим, что в волшебство она не верит. Кстати, она единственная из знакомых мне детей дошкольного возраста, кто уже усомнился в существовании Санта-Клауса или, во всяком случае, в обеспечении его путешествий.
Но, с волшебством или без оного, я твердо стою на своем, пока она не исправляет свою просьбу:
— Оставь его целым. Пожалуйста.
Я киваю, а Кейт тем временем продолжает:
— На вашу годовщину? Что подарил тебе Ник?
Подарки Ника — одна из любимых тем Кейт, потому, возможно, что она сама так и не перешагнула через стадию цветочных композиций с «благодарностью за прошлую ночь». И в этом отношении ей, как она говорит, нравится моя жизнь. По ее словам, она у меня — идеальная: тон этого утверждения колеблется от завистливого до обвинительного — в зависимости от уровня ее последнего свидания.
Не важно, сколько раз я говорила ей, что всегда хорошо там, где нас нет; уверяла, что завидую водовороту ее светской жизни, ее бурным романам (включая недавний обед с аутфилдером[2] из команды «Янки») и ее полной, благословенной свободе, той свободе, которую ты принимаешь как должное, пока не становишься родителем; жаловалась, что материнство заперло меня в четырех стенах, и досадовала, что день заканчиваешь тем, с чего его начинала, и порой больше времени проводишь с Элмо, Дорой и Барни[3], чем с мужчиной, за которого вышла замуж. Ничего из этого в голове у нее не откладывается. Она по-прежнему не раздумывая поменялась бы со мной жизнями.
Я собираюсь ответить Кейт, когда Руби издает вопль, от которого кровь стынет в жилах:
— Не-е-е-ет! Мама! Я же сказа-а-ала — целый!
Я замираю с занесенным ножом, понимая, что совершила роковую ошибку, произведя четыре разреза. Я чертыхаюсь про себя, пока Руби требует склеить кусок хлеба, она даже бежит в кабинет, где находятся наши предметы для художественного творчества. Достает бутылочку «Элмера» и демонстративно сует мне, а я прикидываю, не сорвать ли ее блеф и не полить ли тост клеем — «в виде буквы «Р», как делает папа».
Вместо этого с доступной мне выдержкой я произношу:
— Руби, успокойся. Ты же знаешь, что еду мы не склеиваем.
Она смотрит на меня так, словно я изъясняюсь на суахили, вынуждая меня перевести:
— Придется тебе довольствоваться кусочками.
Столкнувшись с суровым проявлением любви, Руби переходит к оплакиванию неудавшегося тоста. Мне приходит в голову, что легче всего исправить ситуацию, самой съев этот французский тост и сделав для Руби новый, но выражение ее лица выводит из себя, и я вдруг вспоминаю советы моего педиатра, нескольких книг по воспитанию детей и моих подруг, тоже сидящих дома с детьми: не поддаваться на ее требования. Данная философия идет вразрез с установкой по воспитанию, которой я обычно придерживаюсь: берегите силы, — а трактую так: стойте на своем, если это удобно, в остальных случаях идите на поводу, чтобы облегчить себе жизнь. Кроме того, думаю я, сосредоточиваясь перед безобразной тупиковой ситуацией, с этого утра я избегаю углеводов.
Приняв таким образом решение с помощью своего целлюлита, я без колебаний ставлю тарелку Руби на стол перед ней и объявляю:
— Это или ничего.
— Тогда — ничего! — восклицает Руби.
Прикусив губу, я пожимаю плечами, как бы говоря: «Можешь устраивать голодовку», — затем выхожу в гостиную, где Фрэнк спокойно и безостановочно поедает сухие хлопья «Эппл Джек», единственное, что признает в качестве завтрака. Взъерошив его мягкие волосы, я вздыхаю в телефон и говорю:
— Прости. На чем мы остановились?
— На вашей годовщине, — говорит она с надеждой, желая услышать от меня описание идеального романтического вечера, волшебную сказку, за которую она цепляется и к которой стремится.
В любой другой день мне, наверное, было бы неприятно ее разочаровывать, но, слушая нарастающие рыдания дочери и наблюдая ее попытки скатать из тоста шарик, как из пластилина «Плей-до», и таким образом доказать, что я ошибаюсь и еду можно склеить, я с удовольствием сообщаю Кейт о выезде Ника на работу в середине ужина.
— Он не отключил сигнал вызова? — мрачно спрашивает она.
— Нет. Он забыл.
— Ничего себе. Как это неприятно, — говорит Кейт. — Очень тебе сочувствую.
— Ну да.
— Значит, подарками вы не обменялись? Даже когда он вернулся домой?
— Нет, — говорю я. — В этом году мы решили обойтись без подарков... У нас сейчас туговато с деньгами.
— Ну да, конечно, — говорит Кейт, отказываясь верить кое-каким сведениям о нашей жизни. Пластические хирурги небогаты, по крайней мере те, которые работают в академических госпиталях, помогая детям, а не занимаются частной практикой, увеличивая груди.
— Это правда, — настаиваю я. — Ведь мы лишились одного дохода, как ты помнишь.
— Когда он вернулся домой? — спрашивает Кейт.
— Поздно. Слишком поздно для с-е-к-с-а, — отвечаю я, прикидывая, что мне крупно повезет, если моя даровитая дочь не запомнит эти буквы и не выдаст их, например, матери Ника, Конни, которая намекнула недавно, что, по ее мнению, дети слишком много смотрят телевизор. — А у тебя как? — интересуюсь я, вспоминая о свидании, которое у нее должно было состояться накануне. — Во что-нибудь вылилось?
— Нет. Засуха продолжается, — говорит Кейт.
Я смеюсь.
— Что? Пятидневная засуха?
— А пять недель не хочешь? — возмущается подруга. — И до секса дело даже не дошло... Меня продинамили.
— Не свисти, — говорю я, недоумевая, у какого такого мужчины хватит ума ее продинамить. Помимо того, что у нее идеальная фигура, Кейт еще забавна, умна и большая фанатка спорта, способная трещать о новостях бейсбола так, как большинство девушек пересказывают голливудские сплетни. Другими словами, она мечта большинства парней. Не спорю, она может быть требовательной и ужасно неуверенной в себе, но вначале они никогда об этом не догадываются. То есть уж если кто и должен динамить, так это она.
Из соседней комнаты Руби поучает, что употреблять в разговоре выражение «не свисти» некрасиво, а Кейт продолжает:
— Да. До вчерашнего вечера у меня все получалось: меня никогда не динамили, и я никогда не встречалась с женатыми мужиками. Я почти верила, что первое было моей наградой за второе. Вот и говори после этого про карму.
