«Слухи. Любимое занятие. Хотя, понять Жилиных можно. Дочь в коме. Она им роднее. Выбирая, кого спасать, конечно, выбрали её, — думала Слава. Ей было жаль незнакомую Виту Лайт, принявшую убийственную дозу. — Зачем она это сделала? Почему не прервала беременность, если не хотела ребёнка? Кому он теперь нужен? Наверняка с патологией».
Мысль об отпуске стала почти навязчивой. Хотелось отгородиться от чужих проблем. Какое ей дело до чужого младенца и его горе-мамаши? Пусть творят, что хотят. Приняв смену, Слава оставила детей на попечение Ирки, горевшей желанием оправдать доверие, и почти бегом направилась к старшей медсестре отделения. Девушке не терпелось написать заявление на отпуск.
— Гордеева, чего тебе? — недовольно поморщилась старшая медсестра, женщина в расцвете лет, обладавшая внешностью Мэрилин Монро. Единственная мысль, объяснявшая то, как Слава ворвалась в кабинет, касалась дежурства с проштрафившейся Иркой.
— Отпуск с понедельника, — огорошила Гордеева и положила два заявления на стол. — И все накопившиеся отгулы. Я посчитала.
— Ты собралась гулять два месяца?
— Да.
— Это перебор, — пробормотала старшая медсестра, читая заявления, а потом посмотрела долгим внимательным взглядом на Славу, весь вид которой кричал о том, что если она сейчас же не отправится куда подальше, то умрёт прямо на месте. — Ладно, зомби, поговорю с руководством. Думаю, тебе пойдут навстречу. Пригляди сегодня за Ириной.
— Пригляжу…
Слова вырвались легко, а вот осуществить просьбу оказалось весьма затруднительно. От излишнего усердия у Ирки всё валилось из рук. Она путалась в назначениях, огрызалась, ругала детей и психовала на пустом месте. В шоке от предстоящего дежурства Слава не знала, что делать: то ли пойти нажаловаться, то ли посадить Ирку на стул и запретить двигаться.
— Слушай, иди на молочную кухню, пока врачи не разбегутся, иначе тебя точно выгонят. У нас всего девять детей. Управлюсь без тебя, — не выдержала Слава.
— Прости. Бесит всё, — искренне произнесла Ирка. — Мне кажется, что меня через лупу рассматривают, как будто я первый день работаю.
— Вот поэтому иди на молочную кухню. Там бутылочки, баночки и тишина. Я тебе позвоню, как здесь всё утихнет…
Ирка ушла, а Слава выдохнула. Дежурство не задалось с утра. Сначала в компаньонках оказалась любительница косяков, затем новость о принцессе мармеладного королевства. Ко всему прочему Егорку минувшим днём всё же перевели в перинатальный центр. Об этом рассказала Татьяна Петровна, не забыв упомянуть о том, что Жилины написали отказ от ребёнка.
— Вот так. Не нужен. Можно подумать, кому-нибудь он будет нужен, если уж родные люди не желают его, — с горечью констатировала врач. — А он так старается жить.
— Значит, выживет и без них. Татьяна Петровна…
— Что?
— У вас есть знакомые в перинатальном центре? Хочу заглянуть к нему в отпуске, — неожиданно для самой себя сказала Слава.
— Не делай этого. Не привязывайся.
— Не собираюсь. Просто хочу убедиться, что он выкарабкается.
— Ну, смотри. Не ищи потом виноватых. Знакомые есть. Позвоню…
Слава улыбнулась. На душе стало легче. Как ни странно, но девушка чувствовала себя виноватой за то, что ребёнок выжил и стал никому не нужен. Крамольные мысли о несправедливости бытия злили и постоянно зудели. Обещание врача успокоило чесотку мозга, и день покатился дальше. После выписки в отделении осталось пятеро детей. Новые новорожденные не поступали. Ирка вернулась из ссылки на молочную кухню и до утра развлекала Славу историями. Самое спокойное дежурство закончилось без эксцессов. В отпуск зомби провожали почти всем роддомом. Каждый считал своим долгом посоветовать, как провести грядущие дни безделья с пользой для психики. Слава уже успела со всеми попрощаться, но тут в отделение ворвалась неугомонная Ирка с громким хохотом.
— Славка, к тебе труп ходячий. Умоляет о встрече. Ты всё-таки его покусала, а я думала, врут.
Все, кто были в этот момент рядом, напряглись, а Ирка не унималась. Как шальное дитя, она поражала непосредственностью, несмотря на возраст. В недоумении Слава вышла в коридор и обомлела. Перед ней, скромно потупив взгляд, стоял тот самый спящий владыка кислорода. При свете дня он выглядел чуть моложе, чем ночью, но невероятно бледным, почти с синюшным отливом и сильно потрёпанным. От него пахло табаком и потом.
— Я… это. Извиниться пришёл. Говорят, я тебе зубы выбил. Я не нарочно, — промямлил он, заметно волнуясь. Его лохматые волосы и дрожащие руки добавляли облику мертвецкого шарма.
— Зубы целы, — улыбнулась Слава и подошла чуть ближе, чтобы никто посторонний не услышал. — Ещё раз заснёшь, я твои зубы пересчитаю. Аха?
— Аха.
— Свободен…
«И я свободна», — улыбнулась девушка, наблюдая за тем, как топчется на месте сонный, помятый мужчина, будто никак не может на что-то решиться.
— Прости, — выдавил он и протянул руку, которую до этого держал за спиной. На ладони лежала плитка шоколада «Вкус жизни». — Вот.
— Прощаю, — засмеялась Слава и забрала скромный презент. — То, что надо. Спасибо.
Ей не хватало вкуса жизни и не терпелось уйти, чтобы ощутить приятное состояние перед отпуском, но из роддома она выползла ближе к обеду. Все от неё чего-то хотели, будто боялись отпустить. Тело разваливалось на части, и ослепительное солнце активно в этом помогало. Глаза закрывались. Слабость одолевала с такой силой, что Слава размечталась о том, чтобы кто-нибудь, вроде Егора, сел впереди на мотоцикл и отвёз бы её домой. Она привалилась бы к сильной мужской спине, окольцевала бы руками и заснула. Вздох разочарования вырвался из груди. Одиноко стоящий байк поблёскивал хромом и грелся под лучами. Слава лениво достала из багажника куртку и шлем, запихнула на их место рюкзак.
— А счастье не привалило, — вздохнула она, чувствуя раздражение и разочарование. — Не судьба.
Натянув шлем, девушка медленно вырулила с парковки. Впереди маячило лето, время, когда нормальные люди стремятся исчезнуть с насиженных мест и раствориться в толпе отдыхающих на лазурных берегах. Славу море не прельщало. Она не видела романтики в загаре и тюленеобразном состоянии. Плавать любила, но не настолько, чтобы не вылезать из воды. Так что это направление отпуска не рассматривалось. К её огромному сожалению, судьба Егорки тоже не сильно интересовала. Лишь появилось чувство вины перед ним, словно это она бросила его.
«Зачем я добилась разрешения посещать перинатальный центр? Я — дура? У ребёнка есть родня. Чушь несу. Какая к чёрту родня? Они написали отказ. Вообще непонятно. Единственный внук от дочери, которая вряд ли выкарабкается. Тьфу. Вопрос вообще не в этом. Зачем мне его проблемы?» — ворчал разум всю дорогу до дома.
И всё же Слава позвонила по телефону, который любезно продиктовала Татьяна Петровна, и оказалось, что её звонка ждали. Идти на попятную стало неловко, поэтому пришлось обговорить время посещения. Реакция коллег повергла девушку в шок — для неё открыли двери едва ли не на круглосуточное посещение — а она всё меньше и меньше хотела этого. Чем больше Слава думала, тем тяжелее становилось на душе.
— Я приду в понедельник, — выдавила она напоследок, отсекая себе путь назад.
Два дня она накручивала себя, подсознательно искала причины, чтобы избежать никому ненужной встречи с чужим ребёнком, и превратила время перед отпуском в ад. В понедельник без всякого желания и полным негативом к себе Слава отправилась в перинатальный центр, нарочно одев самую вызывающую экипировку для езды на мотоцикле.
— Пусть меня выставят взашей, — умоляюще сказала она, разглядывая себя в зеркале. Мотоджинсы и куртка сексуально облегали её тело. Создавалось впечатление, что она собралась, как минимум в ночной клуб, как максимум покорять подиум, но никак не на встречу с ребёнком. — Неподходящий наряд. Совсем неподходящий.
Увы, с ней никто не согласился. Слава вошла в огромное современное здание и не заметила, как оказалась в надёжных руках симпатичного молодого доктора, который повёл её по коридорам, безостановочно рассказывая о состоянии пациента.
