– Да при чём тут деньги?! Ещё один баран на мою голову! Можно от жалости помереть, наблюдая за вами троими. А мы с Берти на том свете уже побывали, назад туда не торопимся.
– Я и сам долго не выдержу.
Отдав пустую бутылочку Зое, я устроил свою малышку поудобнее и уткнулся носом в смешную розовую шапочку.
– Я уже слышала пять месяцев назад это твоё «не выдержу». – Сашина нянька невесело усмехнулась. – Еще одну пулю себе накаркать решил?
Словно она не вопрос произнесла, а ударила по больному месту – чуть выше бедра, по телу от живота до колена прокатилась болезненная волна.
– Ты вообще как выжил тогда? – В нашей няньке проснулся подполковник с кучей медалей за успешные операции. – Я всю баллистику пересчитала. От скуки как-то даже следственный эксперимент провела. Берти три раза падал, изображая труп. А ты вон, – она кивнула на меня, – потрепанный, но живее всех живых.
– Если бы у твоего демона была такая же мотивация, как у меня, тоже выжил бы.
Вдаваться в подробности того случая не хотелось. Не было в нем ничего интересного и веселого. Вместо того чтобы забрать Аглаю и дочь, я больше месяца провалялся в больнице. Пережил пять операций. И потом ещё месяц учился заново есть, ходить и подтирать собственный зад.
Тяжёлое было время. Штерн землю носом рыл. Всех акционеров компроматами прижали к ногтю. Герасимова выкинули из совета директоров. В один из дней, когда у меня на четвёртой операции случилась остановка сердца, Дима чуть не грохнул старого козла.
Но все выжили, затаились и начали копать друг под друга с утроенной силой. Чтобы теперь уже достать наверняка – я его или он меня.
– Значит, не расскажешь? – Зоя снова удобно устроилась на сиденье и отвернулась к окну.
– Скажу, что не жалею совсем о той пуле. Стрелка Штерн взял через один день после покушения. И благодаря ему мы смогли нарыть на Герасимова столько, сколько годами искали бы сами.
– Только что-то повестку в суд он до сих пор не получил.
В профессионализме нашей няни сомневаться не приходилось, но вот проблемы с оптимизмом у нее были всегда.
– Это вопрос нескольких недель.
– Ой, сглазишь! – она закивала головой.
– Не смогу я больше без них.
Не было у меня никаких новых аргументов. Пять месяцев и без того затянулись на целый год. Все это время ни отдыха, ни секса, ничего не хотел. Только забрать своих девочек. И начать вымаливать грехи.
– Ладно, – новой паузы не выдержала уже Зоя. – Отдавай мне принцессу и вали на свою стройку. Там, небось, все ревизора заждались.
Она толкнула дверь машины, всем своим видом демонстрируя, что время истекло.
– Через две недели сдача объекта. – Отдавать дочку было тяжело. Словно часть себя живьём отдирал. Хотел бы, но не мог пообещать, когда встретимся вновь, а разочарование на детском личике разрывало сердце.
– У-у... И больше никаких поводов? – У боевой няньки даже плечи опустились. Резала меня сочувствием, как ножом. – Ничего под Воронежем нового строить не надумал?
– Нет. Презентацию переживу и смотаю удочки.
Зоя вскинула на плечо сумку с термосом, забрала малышку и бросила на прощание:
– Ты только не додумайся у нашей тетки цветы на презентацию заказывать. От Ларисы Аркадьевны тебя даже Димка со всей своей кодлой не защитит. За племянницу горло перегрызет любому. А ты у нее в списке потенциальных смертников впереди всех бывших мужей стоишь.
Я последний раз глянул на дочку. Мысленно загадал, чтобы мы в следующий раз встретились у меня дома. А вслух совершенно искренне ответил: «Конечно».
Глава 4. Предчувствия и призраки
Аглая.
С недавних пор я перестала верить в предчувствия. Если холодность Роберта еще как-то могла меня подготовить к разрыву, то измена Марата стала настоящим шоком. Знаменитое шестое чувство молчало. Я, как всегда, ждала с работы своего мужчину, а в результате получила гранату. Уже без чеки.
После тех событий к сегодняшнему странному беспокойству на душе даже прислушиваться не хотелось. С маленьким ребенком всегда можно было отыскать повод для тревоги. Вначале колики. Потом зубы. А после целый букет сюрпризов.
Еще потряхивать могло от простуды. Что такое «воронежская осень», я узнавала впервые, и организм банально мог не справиться.
Причин для волнения – хоть отбавляй. Но, когда после обеда в домофон позвонил Илья, простуда и колики забылись сами.
– Привет. Прости, что без предупреждения. – Вместо цветов он протянул плюшевого медведя. С грустными глазами и вышитым золотистыми нитками крестиком в районе сердца.
– Привет. Снова был поблизости?
Я быстро глянула на часы. Тетка точно уже доехала до самого дальнего нашего магазина. А до прихода Зои Фёдоровны оставалось еще полчаса.
– Нет.
Илья не стал спрашивать разрешения – вошел, будто пригласила, снял обувь и по-хозяйски бросил куртку на стул возле двери. Прежнего нерешительного доктора словно подменили.
– Что-то случилось?
Готовясь услышать что-то неприятное, я обняла себя руками.
– Я сегодня узнал, что мое место сокращают, – на одном выдохе произнес Илья.
– Как?! Но ведь у вас постоянно висят объявления о вакансиях...
– Я сам так и не понял, – Илья потер ладонями лицо и продолжил: – Но заведующая через свои каналы смогла найти мне другое место. С более высокой зарплатой, с жильем... – он сглотнул. – В столице.
От такой новости у меня дар речи пропал.
– Примерно такая у меня самого была реакция. – Послышался горький смешок. – Пришлось просить два раза повторить.
– Но ведь Москва – это здорово... – я наконец смогла взять себя в руки. – Да еще с жильем!
– Да. Удача, о которой раньше не мог и мечтать.
Словно говорил не про удачу, а про какую-то проблему, Илья еще сильнее нахмурился.
– Я надеюсь, ты ответил «да»? – осторожно, будто бомбу, способную в любой момент взорваться, я взяла руку доктора в свою и крепко сжала.
Он внимательно проследил за моим жестом. Ненадолго прикрыл глаза. А потом толчком, как слетевшая с опоры пружина, резко прижал меня к стене.
На миг я даже растерялась. Пол из-под ног ушел. Но сильные руки сжали тисками, и влажный язык толкнулся в рот.
Это оказалось настолько неожиданно... Я словно под воду ушла. Захлебнулась чужими эмоциями. Потерялась на глубине без надежды на вдох и на помощь.
Не было в этом поцелуе ничего похожего на удовольствие. Не знаю, что чувствовал Илья, но я изо всех сил упиралась, била его в грудь и пыталась отвернуться.
Сколько времени прошло, перед тем как оказалась на свободе, я так и не поняла. От злости внутри все кипело. А от заинтересованного взгляда дочери хотелось сквозь землю провалиться.
– Прости меня, прости... – Илья одумался поздно. Словно подкошенный, он упал на колени, обхватил меня за талию и зашептал: – Не хочу я от тебя никуда уезжать. Думать об этом не хочу. Не нужна мне никакая Москва без тебя. Знаю, что все еще любишь своего бывшего, но, пожалуйста... Аглая, поехали со мной! Умоляю! Я в лепешку расшибусь ради вас с Сашей. Если понадобится, на две работы устроюсь... на три! У вас все будет, что захотите. Только поехали!
Будто робот с прогоревшими микросхемами, я осторожно, стараясь не касаться Ильи, выпуталась из объятий. Поправила платье. И поставила между собой и своим гостем стул.
– Тебе лучше уйти.
– Я клянусь, что ты не пожалеешь. Буду пылинки сдувать. Не стану ни к чему принуждать или даже просить. Прошу, поехали...
– Илья, ты вообще слышишь, что я говорю?
Доброй и понимающей быть не получалось. Меня все еще потряхивало, а от потребности смыть чужие прикосновения зудела кожа.
– Прости... – так и оставшись на коленях, Илья головой оперся о стену. – У меня крышу сносит от мысли, что больше не увижу тебя.
– Тогда тем более тебе следует ответить «да» на предложение заведующей и уехать.
– Разлука лечит? – Красивое мужское лицо искривилось, как от сильной зубной боли. – Так у тебя? Не заметил, чтобы помогло.
