Я тут же жалею о брошенных словах. Спросила, не подумав, а теперь мне жутко неловко.
— Два года в завязке. Как только деньги появились, определил ее в клинику. Особо не надеялся, что получится, она пила больше десяти лет, но она встретила там своего нынешнего мужа. Не пьют вместе. Держатся.
— Рада за нее.
Я правда рада. Знаю, как Макар переживал за мать, хотя ни разу мне не говорил. Я просто видела, как он о ней заботится, как помогает дойти до кровати и снимает грязную обувь, как убирает со стола бутылки с остатками алкоголя. Я бы так не смогла.
Воспитание, конечно, сказывалось. Я росла в любви и уюте, одевалась в брендовую одежду и спала на шелковых простынях. Макар долгое время не приводил меня домой. Я просилась, требовала, устраивала скандалы и обижалась, но он упорно отказывал. Я пришла к нему тайком. Узнала у друзей адрес и приехала с тортом и пачкой сока. Хотела познакомиться с его мамой, а столкнулась лицом к лицу с реальностью. Серой, мрачной и убогой.
Я знала, что Макар был из бедной семьи, знала, что ему приходится зарабатывать самому, потому что зарплаты матери на все не хватает. Все это меня не волновало, потому что я его любила. Смириться с алкоголизмом его матери было сложнее. Я столько всего ему наговорила, что даже спустя годы стыдно. Он ведь ни в чем не виноват, а я не смогла сдержаться. Он тогда пихнул мне торт в руки и попросил больше никогда не приходить, а я все равно пришла. Через неделю, когда поняла, что дышать без него невыносимо.
Глава 6
Поездка заканчивается так резко, что я не успеваю подготовиться. Секунду назад мы ехали по трассе, а уже сейчас Макар глушит двигатель и паркует автомобиль у больших кованых ворот. Наша совместная поездка закончилась, мне нужно взять себя в руки, оторваться от болезненных воспоминаний и поблагодарить его за то, что не оставил в больнице ждать брата.
— Спасибо, — поворачиваюсь к Макару и натыкаюсь на его внимательный взгляд.
Меня начинает бить озноб. Кожа покрывается мурашками, а в груди невыносимо ноет. Это все из-за воспоминаний прошлого. Я позволила себе вспомнить и теперь близость Макара действует на меня нелогично.
— Не хочешь встретиться? — вдруг спрашивает он. — На днях поужинать, например.
— Где?
Совсем не это я должна спрашивать. Точнее, я вообще ни о чем не должна спрашивать. Мне нужно сказать нет. Категоричное, решительное “нет”, которое пресечет любые попытки меня уговорить.
— Выбери любой ресторан, — предлагает Макар. — Я не сильно разбираюсь, после работы ходить особо некуда, да и не с кем. С мужиками мы по ресторанам не ходим.
— Думаешь, это хорошая идея?
— Почему нет? — Макар пожимает плечами. — Мы столько лет не виделись, тебе совсем не интересно пообщаться?
Интересно, конечно, но ему об этом знать не обязательно. Я не собираюсь ему признаваться в своей заинтересованности. Я вспомнила лишь часть нашего прошлого. Ту, которая хоть и уродливая, но счастливая. Мать Макара никак не повлияла на наши отношения. Я любила его так же сильно, несмотря на ужасный образ жизни матери. По родителям не судят, ведь так? Я тоже не судила. Старалась.
Воспоминания о ней лишь часть нашего прошлого. Есть много чего другого, например, наш последний разговор. Он все испортил. Макар сам от меня отказался. Сказал, что я ему не нужна, что он еще не нагулялся и что наши отношения все равно когда-то закончатся.
— Я не хочу, Макар, — говорю, мотая головой и дергая ручку двери.
К моему удивлению, она не поддается. Он заблокировал машину?
— Открой, — тихо прошу его.
— Я лишь хочу с тобой увидеться.
— Я не хочу.
— Ложь!
Я лихорадочно тыкаю в кнопки на приборной панели, но добиваюсь лишь того, что гаснут фары и свет в машине. Макар перехватывает мои руки и пресекает попытки снять блокировку с дверей. Кожа в том месте, где он меня касается, начинает гореть. Я пытаюсь освободиться, но у меня не получается, и я поникаю. Расслабляюсь, после чего Макар меня отпускает.
— Успокоилась? — уточняет. — Шесть лет прошло, а ты все так же живешь эмоциями. Я думал, ты созрела для серьезного разговора.
— Я созрела?! — спрашиваю с возмущением. — Я?!
Обвинения едва не срываются в его адрес, но я вовремя прикусываю язык. Мои раны все еще не затянулись. Мне больно от воспоминаний, которые я мастерски от себя скрывала последние пять лет. Первый год я вспоминала его слова дословно и каждый раз напоминала себе, что никогда… никогда и ни за что не прощу. А потом у меня появился Тимофей и меня отпустило. Я не переболела, но реветь по ночам в подушку перестала.
— Я не хочу разговаривать, — сообщаю ему через минуту.
Прихожу в себя я довольно быстро. Возмущение все еще клокочет в груди, но я никак не показываю этого внешне. Первый шок от происшествия и встречи с Измайловым проходит, я начинаю мыслить здраво, вспоминать, каково мне было первое время без него.
Я больше не хочу в это болото снова.
— Спасибо большое за швы. И за то, что подвез, но я считаю, наше общение стоит закончить.
— Не хочешь узнать, почему мы расстались?
— А что, есть причина?
— У тебя кто-то есть?
— Это важно?
— Черт, Оля, просто ответь: да или нет?
— Да, — отвечаю со злостью. — Доволен? Теперь мы можем просто попрощаться?
Мы буравим друг друга взглядами, хотя в темноте ничего не видно. Я просто чувствую, что он смотрит и хочу, чтобы разблокировал двери и выпустил меня. Находиться с ним наедине становится вдруг невыносимо. Я никогда даже не предполагала, что когда-то
