Или он не в курсе?
А может, нет никакого дела важного?
Что, если Алексей Юрьевич, сам всё придумал?
Вдруг хочет соблазнить меня в столице, поиздеваться и бросить там?
Вот только меня вызывает отдел кадров и просит расписаться в документе, что я ознакомлена с правилами и согласна лететь в командировку на испытательном сроке. Не знала, что на испытательном сроке нельзя. Или можно, но она решила перестраховаться?
Значит, всё-таки не Алексей придумал командировку, и она реальна.
Хоть это утешает, а то с его шуточками можно легко потеряться. Где грань между реальностью и шутками?
Да уж…
Я думала с отцом сложно, но там хотя бы знаешь, чего ждать.
Или нет?
В последнее время и отец «чудит» сильнее, чем раньше. Мне порой кажется, что я совсем не знаю его, отчего больно. Единственный родной мне человек даже не пытается наладить контакт, как-то исправиться и уделять больше времени дочери, а не своим собутыльникам.
Как только рабочий день заканчивается, я вызываю такси, потому что иначе попросту не успею собрать вещи. Пусть придётся расстаться со своими кровными, ведь такси мне никто не оплачивает, а на отца Алексея Юрьевича я работаю бесплатно можно сказать. Конечно, работу секретарши мне оплатят, а вот то, что обманываю мужчину и мелькаю у него перед глазами – это искупление долга отца.
Поднявшись в квартиру и открыв дверь, я на мгновение останавливаюсь. Запах спирта не спутаю ни с чем другим. На глаза сразу же наворачиваются слёзы от обиды. Только я не плачу, всегда ловко скрываю их и не позволяю себе такую слабость, как слёзы.
Пока я стараюсь спасти шкуру отца, он снова нарушает своё обещание и напивается? Ведь знала, что та бутылка из-под пива дурной вестник.
Осторожно прохожу в квартиру. Я уже боюсь, что отец снова связался с дурной компанией, но он лежит на диване, смотрит телевизор и широко улыбается, увидев меня.
- Владка! Как хорошо, что ты пришла. Слушай, сваргань макароны по-быстрому. Жрать хочу, не могу.
- Папа, почему ты снова выпил? – спрашиваю дрожащим голосом.
Кажется, что ещё немного, и мои эмоции выльются в истерику.
Сколько можно это терпеть?
Сколько ещё отец будет изводить меня?
- Слушай, ты мне не мама. Я твой отец, и отчитывать тебя могу только я. Ты не смеешь указывать мне, что делать. Я тебя столько лет поднимал на ноги, и это твоя благодарность?
Проглатываю его пьяный бред. Уже заранее вижу этот извиняющийся взгляд, когда отец отрезвеет и поймёт, что снова взялся за старое.
А может, никакая совесть в нём и не говорит?
Ведь в таком состоянии человек обычно выдаёт то, что на самом деле творится у него на душе.
Вдруг отец действительно считает, что я теперь по гроб жизни обязана ему?
Конечно, может всё и так, но я уже устала.
У меня никаких сил не хватает терпеть это.
Порой приходит мысль, что лучше бы я росла в детском доме, чем теперь терплю это. Я отгоняю её, стараюсь оправдать поведение отца, стараюсь заставить себя думать, что ему тяжело, и я должна помочь выкарабкаться, но сколько это будет продолжаться?
Сейчас обида захлёстывает меня сильнее, чем когда-либо.
Обычно отец срывался не так скоро, а тут я ещё не успела его спасти от тех амбалов даже, а он уже снова взялся за своё. И что он придумает дальше? Как будет оправдываться?
Ему тяжело живётся?
А кому легко?
Вот только не все спиваются. Люди находят в себе силы, чтобы жить дальше, тянуть эту лямку, а отец…
- Ну чё ты стоишь как вкопанная? Отец с голоду подыхает, а ты стоишь и смотришь. Свари макароны, говорю.
- Я не буду варить тебе макароны, - выдаю я с горечью и разворачиваюсь, чтобы пойти к себе и собрать вещи.
Мне бы не расплакаться.
Столько я уже вынесла и ни разу не ревела. Не дело сейчас разводить сырость.
- Да как ты смеешь так со мной говорить? Я тебе отец или не отец? – рычит папа и пытается встать, но видимо допился до той самой кондиции, когда подняться уже не получается, как и контролировать своё тело. – Владка! Вернись, неблагодарная ты!
Неблагодарная, значит?
Пусть так…
Сердце сжимается от боли. Дышать становится слишком трудно. В грудной клетке нарастает громадный шар обиды.
Я не плачу, но тяжесть всё равно тянет камнем на дно.
Спешно собираю вещи в рюкзак.
Чемоданов у меня всё равно нет, да и вещей не так много, чтобы было из чего выбирать.
Тороплюсь, желая поскорее покинуть квартиру.
Я не готова услышать сейчас от отца ещё какое-нибудь проклятие в свой адрес. Слишком тяжело и обидно в это мгновение.
- Владка! – рычит отец из своей комнаты.
Нет.
Главное держаться и не пойти на его зов.
Ничего нового я не услышу.
Он пока не в себе, и поговорим мы, когда я вернусь из командировки, а он придёт в себя.
Пусть немного поживёт один, может быть, испугается?
Надеюсь, что отец возьмётся за ум, когда подумает, что я ушла из дома.
Если у него осталось хоть немного совести и любви ко мне.
Вспоминаю, каким он был в моём детстве. Пусть слишком серьёзный, порой суровый, но он часто обнимал меня и говорил, что любит. Он называл меня своим маленьким рыженьким солнышком, маленьким лисёнком, и говорил, что живёт только ради меня.
Что же изменилось теперь?
Почему выпивка и карты заменили ему родную дочь?
Я ведь не сделала ему ничего плохого…
Часть 7. Алексей
Сам не знаю, почему настоял, чтобы именно Влада поехала со
