Как только я примирилась с мыслью отправиться в Саут-Сипорт, я сделала кое-что, что мечтала сделать уже очень долгое время. Я связалась с Райли. Один этот маленький шажок — написать ей сообщение — заставил мои нервы гудеть. Я не была уверена, как она отреагирует на мое внезапное появление.
Моя семья исчезла так быстро, практически не с кем не попрощавшись. Как только мы уехали, кто бы ни захотел нас найти, не смог бы это сделать. Переехав, мы сменили нашу фамилию с Уолш на Оуэнс, девичью фамилию моей мамы, потому что в тот момент мы все были параноиками. Мой е-мейл был «Сара Оуэнс», то же имя значилось и на страничке в «Фейсбуке». Но Сара Уолш соскучилась по дому. С помощью интернета она следила за людьми, которые были из Саут-Сипорта, выискивала их и с жадностью впитывала все, что они публиковали, включая фотографии Райли и ее друзей.
В своем сообщении я написала:
Я: Привет, Райли. Это Сара Уолш. Помнишь меня? Было бы здорово наверстать упущенное.
Она ответила спустя несколько часов.
РАЙЛИ: О, мой Бог! Это, и правда, ты? Кто был моей любимой знаменитостью, когда нам было по тринадцать лет? Я не поверю, что это ты, если ты не ответишь на этот вопрос.
Я: На этот вопрос может ответить половина города. В то время вышла первая часть «Сумерек». Ты была в команде Джейкоба. Ты жила и дышала Тейлором Лоутнером. Надеюсь, ты покончила с этим. В тот год ты была по-настоящему отстойной.
РАЙЛИ: Святое дерьмо! Это ты. И, эй! Твоей любовью был какой-то бездомный художник граффити, которого ты увидела в кино по кабельному. Это скорее ты отстойная. Как ты?
Я: Ты сможешь спросить у меня лично через несколько недель. Я приеду на время. И его звали Баския.
И вот так мы стали переписываться постоянно. В скором времени это перешло в е-мейлы, а потом и в смс. Райли рассказала мне о том, что жила в двухкомнатной квартире около Барнстейбла (Прим: Барнстейбл — округ в Массачусетсе), где училась в колледже. Это был соседний с Саут-Сипортом городок. Она училась основам управления в сфере отелей и общепита, в будущем планировала работать в одном из множества отелей в Кейп Коде. Я сказала ей, что изучала основы искусства и что в скором времени начну обучение в школе искусств в Бостоне, но сначала хотела бы съездить в Кейп.
Потом, она предложила мне остановиться у нее в квартире. Я набиралась храбрости спросить у дяди Риса, не могла бы я пожить у него и его подружки, что по шкале самой неловкой неловкости заняло бы первое место за все те годы, что мы не виделись. Плюс к этому, я, в некотором роде, ненавидела тот факт, что он не заступился за нас, хоть и понимала, что Джексон Пирс заставил бы его заплатить за это.
Я приняла ее предложение. Затем подожгла фитиль на бомбе, которая, я знала, взорвется перед моим лицом. Я сказала маме и тете Линде, что прежде, чем начнутся занятия, я намерена провести две недели в Саут-Сипорте. Моя тетя меня поддержала, но реакция мамы была для меня ожидаемой. Она кричала, ее голос скрипел, сначала она приказывала, потом начала умолять меня не ехать туда. Она обвинила меня в том, что я ей врала, что я планировала это на протяжении всего времени, как узнала о зачислении в школу. Затем она позвонила дяде Расу и попыталась упросить его отговорить меня от этого, чтобы он сказал мне, что все еще опасно возвращаться туда. Но он не мог этого сказать.
Он сказал нам, что, когда Джексон заболел, его бизнес и влияние, которым он обладал в городе, начали ослабевать вместе с его здоровьем. К тому времени, как он умер, он уже больше не был влиятельной персоной. Рас сказал, что вернуться туда будет безопасно. Также он предложил приглядеть за мной.
Растеряв все аргументы, мама решила устроить мне молчаливый бойкот. Все те годы, что я провела в заботах о ней и обо всех остальных в сумме не дали ничего перед лицом того факта, что я собралась вернуться в то место.
Но было еще кое-что.
Легкое колебание, будто мелкие волны под моими ногами, забрызгивающие кожу и никогда не высыхающие, в этом был весь Спенсер. Все это время я ужасно переживала за него, живущего со своим дядей, даже несмотря на то, что он хотел, чтобы я забыла о нем. Его слова в тот день на пляже полностью опустошили меня, а тот унизительный поцелуй между нами практически сломал. Но через некоторое время моя злость ослабла, а спустя годы я поняла, что он, вероятно, винил в произошедшем себя.
Но даже пусть я и пыталась понять его действия, во мне постепенно укоренялась обида из-за того, что он использовал меня. Он использовал ту очевидную влюбленность, которая у меня была к нему, то, как я ловила каждое произнесенное им слово, а он будто был этаким распределителем порций любви для изголодавших по любви щеночков.
Я не могла винить его в том, что он нуждался в ком-то, с кем можно было поговорить, и если возможность поговорить со мной помогала ему хоть в чем-то, я была этому только рада. Но ему следовало бы быть со мной более осторожным. Он не отвечал на мои чувства, но он должен был видеть, какой эффект производил на меня. Он выбрал меня для разговоров, потому что я была безопасной. Я была молода, впечатлительна и уязвима, особенно рядом с ним. Я бы никогда никому не рассказала о тех секретах, которыми он делился со мной, потому что я бы не стала так рисковать — в итоге потерять его. Он знал это, и он этим пользовался. Он понял свою ошибку только в тот последний день, когда держал мое лицо в своих ладонях и говорил, что когда я уеду, он не будет скучать по мне, что сожалел о том, что у нас было.
Вопреки здравому смыслу, мое любопытство на счет него уже давным-давно победило, и я пыталась искать в интернете и Спенсера тоже, но совершенно ничего не смогла найти о нем. Его не было в числе многочисленных друзей Райли на «Фейсбуке». По крайней мере, я так думала. Пока она не опубликовала то размытое фото с местной группой, вокалистом в которой был ее бойфренд. Я не особо задумывалась о ней, пока не увидела подпись под фото: Swallowed (Примеч.: Поглощенные).
И я поняла. Каким-то образом он был причастен к этому.
Я стала рассматривать фотографию, фокусируясь на парнях из группы, особенно на двоих с гитарами в руках, по бокам от вокалиста, стоящего у микрофона. Они были одеты практически одинаково, по большей части в черное, на их мускулистых руках виднелись рисунки тату. Парень Райли был посередине. Но высокий темноволосый гитарист, стоящий сбоку и немного позади ее бойфренда, заставил меня усердно щуриться, пытаясь сделать изображение более четким.
Его лицо было слишком затемнено, чтобы можно было его разглядеть, а взлохмаченные волосы практически полностью закрывали его профиль, но то, как он стоял, сгорбив плечи, с гитарой, прижатой к узкому бедру, заставило меня поверить в то, что это действительно мог быть Спенсер. Он склонялся над своей гитарой именно в такой позе, как я запомнила, когда однажды он пел мне.
Могла ли я столкнуться со Спенсером во время пребывания в Саут-Сипорте? И вообще, хотела ли я этого? Ответ был «да». Но не потому, что до сих пор лелеяла какую-либо надежду, что он заинтересуется мной. Моя глупая безответная любовь была заперта на все замки уже давным-давно, и очевидно, что школьная влюбленность, которая у меня была к нему, сейчас могла только смутить. Но я хотела посмотреть на него свежим взглядом, со зрелостью, которой теперь достигла. Я хотела оставить его в прошлом наряду со всем остальным. Я должна была доказать себе, что несмотря на все, что произошло, я осталась сильной. И Спенсер не сломал меня. И друзья отца не сломали меня. Они не победили.
Никто из них.
Глава 4
Временное пребывание
(Примеч.: «Временное пребывание» — работа художника Стивена Динсмора.
