в спа, и выбирать цвет лака для ногтей.
Акулова завывает, как разъяренная кошка и, махнув хвостом, сворачивает удочки, вместе со своими заносчивыми подружками. Я не выдаю своего присутствия, но Миронова, улавливает мой невидимый посыл. Наши глаза встречаются, и она разводит руками, разгоняя зевак.
- Давайте, ступайте по своим делам!
Я пихаю Федьку, а он шлет ей воздушный поцелуй и бросает на ходу:
- Молодец, я болел за тебя!
Конченый! Как только скроемся из виду, свяжу ему язык морским узлом. Удача не на моей стороне. Вернигоров ловит друга и просит идти за ним. Хоть бы, его наказали на пару дней и запретили шастать по периметру! Я же, сворачиваю к постройке, где парни восстанавливают старенькую «шестерку». Несколько дней, я конкретно, зависаю под капотом, перебирая детали и общаясь с такими же любителями железок, о том, что поможет оживить эту развалину. Помню, лет так в одиннадцать, отцовский друг, подарил мне на день рождения модель самолета времен второй мировой войны. Я почти месяц, скрупулезно собирал макет и запустил его с крыши гаража прямо в соседский надувной бассейн. Было круто!
***
После ужина, я и Федя решаем пройтись вдоль соснового бора и тайно заправиться дурью. Спать с жужжащими, стрекочущими насекомыми нереальная жесть. Поэтому, я предпочитаю отключаться, едва принимая горизонтальное положение. Нашим кайфовым планам мешают блики фонариков и истеричный смех. Домин быстро меняет траекторию движения, и мы спешим к верхней площадке, где обычно проходят лагерные советы. Кстати, насчет советов. Оказывается, Вернигоров вынудил друга, стать гласом народа. То есть, быть связистом между ним и необузданными подростками. Ясно, почему выбор падает на Домина. Он активно высказывается в адрес руководства и уже сгладил пару конфликтов в младшем составе.
- Неплохие комплекты?! – громко и звонко хохочет Акулова, освещая фонариком нижнее белье Майи, что висит на веревке, натянутой меж двумя домиками.
- Это ты сделала?!!! – надрывно кричит разъяренная Миронова, стараясь допрыгнуть до своих трусиков-шортиков.
- Больно надо. Я даже не прикоснусь к этому старью с бабушкиного сундука!- давясь ехидством, смеется Алена. Никто не пытается усмирить блондинку и покончить с позором, что разворачиваются при десятке людей. Федька чувствует мое напряжение и выставляет руку, когда я хочу разобраться с ганд*нами в лифчиках. Майя все-таки сдергивает парочку вещей и сует за пазуху толстовки, что скрывает ее тело до самых колен.
- Кто-нибудь сфоткал этот ужас? Пришлите мне! – продолжает измываться Акулова.
Наконец, я прорываю преграду друга и выхожу вперед всех. Миронова резко разворачивается, и я не успеваю разобрать, что к чему, как мне прилетает жесткий удар в челюсть. Затем еще один точно в правый глаз. Меня раскачивает, и я ненарочно вскинув руками, срываю веревку. Смешки взрываются, как петарды, когда я обрушиваюсь на землю, придавливая разноцветные трусики своим телом.
- Пришел позлорадствовать? Или так обкурился, что забыл, где границы?!
Слезы вот-вот хлынут наружу, и она трясется, будто замерзла. Ее дрожащий голос, ничто, по сравнению с тем, какой у нее поставленный хук. Я неразборчиво киваю и запутываюсь во всех этих петлях, что создает тонкая веревка. Майя, шустро собирает свое белье и бегом, исчезает в сгущающейся темноте. Домин пожимает плечами и подает мне руку. Я встаю.
- Я намекал, не лезь к девчонкам.
- Как я выгляжу?
- Ну, к виду крови я привык, а к тому, что тебя уложила девчонка, пока не очень.
- Заткнись на хрен.
Федя хрюкает в кулак и, придерживая меня за талию, ведет к нашему жилищу. Да уж, теперь и курить нет желания. Единственный раз, хотел заступиться и повести себя, как мужик, а в итоге? В итоге, опять сел в дерьмо.
***
В узкое распахнутое окно, запрыгивает белка, и я вздрагиваю от того, что она скрипит зубами, кусая оконную раму. Федя и еще двое парней, выпускают пузыри изо рта, сопя как мамонты. Я пытаюсь распознать время на наручных часах, лежащих на тумбочке у кровати, но бесполезно. Тупой зверек, спрыгивает в кусты и звучный шелест, подрывает меня на ноги. Я натягиваю ботинки, и срываю, с крючка худи. Минуту спустя, бреду к возвышенному выступу, что начинается сразу за погруженным в ночь лесом и вижу Миронову, сидящую на краю. Неосознанно касаюсь своего лица, и всплески боли, напоминают о ее ярости. По всей видимости, она ощущает, что уже не одна, так как поджимает колени к подбородку и быстро-быстро избавляется от мокрых полос на щеках.
- Привет. – Тихо выговариваю я и устраиваюсь по левую от нее руку.
- Привет. – Я не гляжу через плечо, зная, что там тот, кому я врезала не разобравшись пару часов назад. Рыжие кроссовки парня, рассекают воздух в свободном пространстве, и кажется, ему приятно. Он долго копается во внутреннем кармане своей худи и вынимает сигарету. Серьезно? Снова в ту же реку?
- Это просто табак, Майя. – Опережает меня с ответом Руслан.
- Да мне плевать, как ты прожигаешь свое здоровье.
- Здоровье? Если моим предкам плевать, то мне тем более. – С усмешкой язвит он и, причесав волосы пальцами, обращается ко мне.
- А у тебя как с родителями? Ты похожа на примерную девочку.
У меня саднит на языке, спросить больно ли ему после моих ударов, но беру курс на ничего не значащую болтовню.
- У моего отца сеть рыбных ресторанов. Может, слышал о «Рыбине»?
- Обалдеть! Я там праздновал свой день рождения!
- Что? Ты лжешь! – я сужаю глаза, и Руслан громко голосит:
- Я ел устриц в ресторане «Рыбин»!!!
Я щипаю его за коленку, и он замолкает, но ненадолго. В безмятежных, игривых зрачках, что окружены «голубыми океанами», зарождается уйма вопросительных знаков. Они прыгают так шустро, что я никогда не поймаю их и не смогу подыскать верных объяснений. Руслан, бесспорно знает, чем зацепить девчонку.
- Извини. – Выдавливаю из себя и отсаживаюсь подальше от него. Парень придвигается и, взяв меня за руку, прикладывает к небу.
- Представь, что ты смотришь в телескоп и находишь в какой-нибудь крутой обсерватории. Какое созвездие ты бы хотела увидеть?
- Дельфина.
- Расскажи о нем.
- Ну, оно редкое и чаще всего проявляется осенью. А еще, я обожаю дельфинов. Они умеют плакать и смеяться.
- Почему ты плакала, когда я пришел?
На таком расстоянии, на котором мы сейчас, я могу разглядеть, каждую неровную,
