отходит в сторонку. Растерянно смотрит на людей, в глазах читается порыв бежать туда, откуда они приехали.
— Я тут случайно подслушала, — подхожу к ней. — А Андрей — это кто?
— Жених мой! — высокомерно задирая нос.
Выходит, вернулись не все.
Люди расходятся по домам. Цепляю за рубаху пробегающего мимо мальца лет двенадцати.
— Денег хочешь заработать? — достаю из кармана тысячную купюру.
У мальчишки загораются глаза.
— А что делать надо?
— Дорогу до заимки знаешь?
— Угу.
— Покажешь, деньги твои.
— Пошли!
— Пять минут подожди.
Иду в трейлер, беру свою куртку, рюкзак и отбираю у Полины аптечку, поинтересовавшись, что в ней.
Идём по лесу около часа, выходим на поляну с тремя низкими бревенчатыми домиками. Большой стол и лавки стоят между ними.
— Деньги! — тянет пацан руку.
— Держи, — отдаю ему тысячу рублей.
Он тут же пускается обратно по дорожке.
В одном из домов открыта дверь, а на небольшой кирпичной печке возле стены что-то варит старик. Знахарь местный.
Осторожно, чтобы он меня не заметил, пробираюсь в дом. Внутри только закопчённая печь и несколько лежанок с серыми матрасами. На одной лежит мужчина с компрессором на лбу.
Присаживаюсь рядом. В небритом лице узнаю знакомые черты.
— Стас… — прикасаюсь к щеке.
Вздрагивает и открывает глаза. Смотрит удивлённо.
— Привет, Воронин! — улыбаюсь от радости.
Сердце громко бухает в груди.
Я его нашла! Нашла, черт побери!
— Вы кто? — не узнаёт меня.
— Стас, ты чего? Я Лиля.
— Ты что здесь делаешь?! — обрывает наш разговор вошедший старик. — Тебе здесь не место.
— А давайте, я сама решу, где мне место, а где нет. Что с ним? — подскакиваю на ноги.
— Болеет, не видишь, — отгоняет меня в сторону и подаёт Стасу в кружке зелёную жижу. — Пей, внучок, полегчает. Поспишь, и всё пройдёт.
— Что это? Почему нормальное лекарство не дать?
— Не лечимся мы вашей химией. Она только вредит. У нас травы, ягоды, всё натуральное, в наших лесах собираю.
— Выйдите, пожалуйста, нам поговорить с вами надо.
Дед допаивает плохо соображающему Стасу отвар и выходит из дому. Присаживается на лавку у стола.
— Что с ним? Почему он меня не узнаёт? Только не врите. Я его знаю. Три года назад он пропал в этих местах, лодка на реке перевернулась. Мы его искали.
— Плохо искали, коль не нашли, — с укором. — На берегу его нашли раненого. Я два месяца выхаживал. Не помнит он ничего, даже имени своего. Вот и окрестили Андреем. Никто в деревне правды ему не говорит. Наш он. Здесь родился, здесь и живёт.
— Вы совсем охренели?! А ничего, что у него семья, друзья, которые переживают и ищут?!
— Не сквернословь, безбожница, — грубо. — Теперь у него здесь семья. Я его как своего внука принял. Невеста сосватана, венчание в августе.
Уж не про эту ли свадьбу говорил Слава?
Хрен вам!
Как говорил Шурик — свадьбы не будет! Думаете, я вам его отдам? Не на ту нарвались. Я сдаваться не привыкла.
Из дома доносится стон.
Срываемся и бегом туда. Вся травяная дрянь, которую влил в Стаса знахарь, на полу. Его вырвало.
— Довольны?! Что болит?
— С головой мается время от времени.
— Почему в больницу не отвезёте? — сажусь рядом со Стасом и перебираю аптечку в поисках обезболивающего.
— Там только хуже сделают.
Дебилы, блядь. У человека головные боли адские, а они травяными примочками лечат. Хрен знает, что у него там, в голове после падения, никто ж не проверял.
Таблетки давать бесполезно, от них рвота откроется. Укол нужен. Набираю в шприц лекарство.
— Ты что делать собралась? — хватает за запястье Митрофан.
— Руку убрал! — рычу на него. — А то откушу, — показательно клацаю зубами.
Отпускает.
Делаю Воронину укол в плечо.
— Потерпи, должно помочь, — прижимаю спиртовую салфетку и вглядываюсь в мутные глаза Стаса.
Пытается улыбнуться. Засыпает.
— Не говорите ему, кто он на самом деле, — просит дед.
— Это ещё почему?
— Один он у меня… Нет никого больше. Родной стал.
— Я подумаю…
Тщательно обдумав, я соглашаюсь не говорить пока Воронину правду. Кто знает, что у него снова в голове сломается, узнай он её. Тут надо сначала с врачами проконсультироваться, с Алиской обязательно. А лучше сюда привезти, чтобы лично осмотрела. Дикие головные боли на пустом месте не возникают, даже если, как утверждает Митрофан, редкие.
Хотела позвонить Гасановой, но здесь связи нет. В деревне херовенькая, но имеется, а в лесу крест на антенне. Поэтому в ожидании, когда проснётся Стас, складываю в телефоне пасьянс. Он меня успокаивает.
Дед опять что-то химичит с травками у печки. Иногда поглядываю на него.
Сколько ему?
На вид не больше шестидесяти пяти, но мне кажется, что я обманываюсь. Он гораздо старше. Стаса внуком называет, а тому почти тридцать. Дед крепкий, такого хрен сломаешь.
Из дома выходит Стас, потирая после сна глаза. Садится рядом на лавку и смотрит на меня, не отрываясь. Взгляд заинтересованный и чуть-чуть шокированный.
Хочется сказать что-то грубое, как обычно, но я сдерживаюсь. Это же Воронин.
Ты его три года искала, а теперь оттолкнуть хочешь? У него, если что, невеста имеется, и твой последний шанс, как говорит Алиска, может уйти под венец с большегрудой молоденькой красавицей, которая ему точно косой десяток детей нарожает, потому что у неё семья и дом на первом месте, а не карьера, как у тебя.
— Как самочувствие?
— Лучше. Голова пустая, словно с похмелья, но не болит.
— Хм… Откуда ты знаешь, как с бодуна башка ломит? У вас же здесь пить нельзя, — колкое замечание с намёком.
Задумывается.
— Не знаю…
Вот именно! Не всё ты забыл, выходит, а только личное. Или юлишь.
Кладу на стол свой айфон.
— Новый? — берёт в руки.
— Да, пятнадцатый…
— Как пятнадцатый? Двенадцатый же только вышел.
— Три года назад… Ничего не смущает?
— Нет, — смотрит невинным детским взглядом.
— А меня очень…
Но не буду на него давить. Возможно, столкнувшись в одном пространстве с другим миром, он сам начнёт вспоминать прошлое. Наша съемочная группа как раз такой мир. Попытаюсь тайком его вывезти в город, вдруг там тоже что-то подтолкнёт его к воспоминаниям.
Странно, что он ничего про свои сны не спрашивает. Неужели их вижу только я?
Гуляющие по мне глаза Стаса застывают на груди под тугой рубашкой цвета хаки. Да, не молочное вымя, как у твоей суженой, но и не плоская. Нормальная, среднестатистическая. Зато бельё легко подбирается и, между прочим, очень дорогое. Местным женщинам такое и не снилось, а я могу себе позволить. Я вообще много
