— Сити и не такое сжирает.
Неожиданно громко и резко постучали в калитку. Девочки разом повернули головы и увидели лохматую голову Аленки.
— Никуда не пойду! — тут же, не дожидаясь вопроса, крикнула ей Катя. — Ломает идти!
— А у меня дело к твоей сестрице, — ухмыльнулась соседка.
— Вот еще, — растерялась Лиза. — Дело какое-то.
— На вот, возьми, — и Аленка помахала рукой с зажатой бумажкой.
Скорее машинально, чем из любопытства, Лиза взяла листок. Сзади заглядывала через плечо нетерпеливая Катерина.
«Уважаемая Елизавета Никитична! Добром прошу сегодня в семь вечера выйти к колодцу. Потолковать надо». И подпись: Анатолий.
— Это еще кто такой?
— Шершавый.
— Ответ будет? — Аленка топталась у калитки.
— Пошли его сама знаешь куда, — бодро ответила за Лизу Катерина.
— Нарываетесь, — тихо проговорила Аленка и, не торопясь, вихляющей походочкой пошла прочь.
— Слышь, Лизавета, — Катя ткнула сестру в бок, — гены — великая вещь.
Лиза, которая стояла в неприятном оцепенении, сначала непонимающе уставилась на Катю, но почти сразу вспомнила рассказ бабушки — рассмеялась.
Быстро подступил вечер. Вообще эти последние дни летели стремительно — словно кто-то отпустил пружину. Только и слышны были (казалось, каждую минуту) далекие сигналы точного времени (у соседей всегда было включено радио). Дни, конечно, сократились. Может, и от этого впечатление создавалось такое, что не успевает разгореться полдень, а уже наступают сумерки. Нина Григорьевна по вечерам, устроившись на крыльце на складном стуле и давая ногам короткую передышку, смотрела на заходящий красный шар, покачивала головой и приговаривала:
— Как темнеть-то рано стало, и не заметили — лето прошло.
И правда: по вечерам хотелось натянуть кофту, и босиком уже никто не ходил.
— Ничего, ба, — бодро говорила Катя. — Не успеешь оглянуться — опять лето наступит. Что там осталось? Осень да зима. А весной уже веселее.
— Весной — самая работа. Скучать некогда, — кивнула Нина Григорьевна. — Летом-то приедете? — спросила осторожно.
— А то! — Катерина присела на ступеньку крыльца. — Раньше приедем.
Скрипнула дверь, словно скрепляя слова, высунулась голова Лизы, а вместе с ней выплеснулся яблочный дух. Весь день собирали яблоки и, не найдя другого места, свалили их на веранде. Теперь казалось, что и стены пропитались тонким ароматом.
— Как насчет ужина? — спросила Лиза.
— Всегда! — вскочила на ноги Катя.
— Тогда тебе за водой, — и Лиза всучила на миг растерявшейся сестре ведра.
— Тогда вместе! — запротестовала та.
— И правда, девочки, вам же легче будет, — Нина Григорьевна тоже встала. — Я пока на стол накрою.
Спустились с крыльца. Катя откинула щеколду, и тут, вспомнив что-то, стукнула себя по лбу:
— Который час?
— Что-то около восьми. А что, врач, запретил тебе в это время суток носить воду?
— Лизка, балда! — громко зашептала Катерина. — Там же Шершавый у колодца! Забыла?
— Ах, черт! Что же делать? В доме воды ни капли. Ах, я клуша, совсем вылетело из головы.
Постояли в нерешительности.
— А может, он свалил уже? — с надеждой сказала Катя. — Что ему там, всю ночь торчать? Увидел — нет тебя, и отчалил.
— Скорей всего, — кивнула Лиза, но с места не сдвинулась.
— Ладно, пошли, — вздохнула Катерина. — Вода все равно нужна.
Стараясь ступать как можно тише, как будто от этого они станут менее заметными, девочки направились к колодцу. Идти было совсем недалеко, только завернуть за угол. Обогнув крайний на улице дом, и Лиза, и Катя, как по команде, стали. Всмотрелись в густеющие сумерки.
— Вроде никого.
— Точно, никого.
Гораздо смелее подошли к колодцу. Действительно, никого. Катя деловито опустила ведро. Оно загремело, стукаясь о стены. Потом раздался всплеск. Катерина заглянула вниз, чуть приподняла ведро за цепь, снова бросила — оно ушло под воду.
— Да тащи скорее, — поторопила ее Лиза и в ту же секунду услышала насмешливый голос:
— Может, подмогнуть требуется?
Лиза обернулась не сразу, сначала постаралась взять себя в руки. Потом буркнула: «Справимся». Больше всего она боялась, что Шершавый пришел с дружками, и прикинула, как лучше поступить: бежать со всех ног к дому или кричать что есть сил.
Затем сделала над собой усилие и смело повернула голову.
Шершавый вроде был один. Стоял, небрежно облокотившись о ствол березы, покуривал и с усмешкой на них поглядывал. С Кати вмиг слетела вся решительность, она стояла с растерянным видом.
— Отойди, Катюха, в сторону. Мне пару слов надо твоей сестре сказать.
Катя беспомощно посмотрела на сестру.
— Говори при ней. — Лиза постаралась вложить в голос как можно больше строгости, но вышло жалко — во рту пересохло.
— Да что вы, ей-Богу! — неприятно засмеялся Шершавый. — Не трону я вас. Отойди, Катерина.
Катя все-таки отошла и стала, напряженно прислушиваясь. Шершавый оторвался от березы и медленно приблизился к Лизе.
— Ну, вот что, Елизавета Никитична, — тихо начал Шершавый. — Не люблю я, когда меня лишают удовольствия. Раз. Не люблю, когда ждать заставляют. Два. А уж когда посылают подальше, не люблю вовсе. — Чем больше он говорил, тем ближе придвигал лицо, при последних словах девушке пришлось отклониться. — Вот что я хотел сказать, — губы его шевелились прямо около щеки Лизы, выдыхая смесь перегара с табачным дымом.
«Еще немного, и мне станет плохо», — возникла отрешенная мысль.
— Не лезь ко мне, поняла? — Шершавый, судя по всему, заканчивал речь. — И не учи. А то как бы мне не пришлось тебя кое-чему поучить. — Последнее слово сказано. Стало быть, сейчас он уйдет и неприятность можно считать исчерпанной.
— Все? — Вопрос прозвучал немного надменно. И, испугавшись, что парень отреагирует на интонацию чем-нибудь неприятным, Лиза взглянула прямо ему в лицо. Надеялась, что без испуга. Почему-то вспомнилось: если не хочешь, чтобы тебя покусала собака, не показывай, что тебе страшно.
Шершавый тенью нависал над ней. Здоровый, гад.
— А ты ничего, — он с неподдельным и благожелательным интересом рассматривал Лизу. — Смелая. И с лица очень даже ничего.
Лиза не успела опомниться, как ощутила на своей щеке его ладонь. Она оказалась теплой и совсем не грубой.
— Ладно, живи пока.
Когда Шершавый убрал руку, в глазах его уже не было ни злобы, ни угрозы. Развернулся, расправил плечи и медленно, словно наслаждаясь вечерней прогулкой, пошел прочь.
— Счастливо оставаться!
Катька подбежала, схватила за плечо:
— Чего говорил-то?
— Чушь всякую молол, — махнула рукой Лиза. — Пойдем, бабушка небось волнуется уже.
— Ну а все-таки, — не отставала сестра.
— Да ерунда все. Угрожал чего-то. Ерунда! — Лиза набрала воды, подхватила ведро и решительно пошла к дому, про себя удивляясь, что не испытывает к Шершавому ни злости, ни обиды, ни даже раздражения.
— Какая ты, — бормотала Катька. — Мне же интересно, — она тащилась сзади, на ходу перекладывая ведро из одной руки в другую: железная дужка резала ладонь и было тяжело.
Ветер подхватил с земли первые опавшие листья, поднял в воздух, закружил. Зашумели ивы. Пруд сморщился, как от головной боли, повеяло свежестью.
Сестры поспешили в дом. Ветер сразу рванул открытую дверь, вода из ведра льдисто обожгла ногу.
— Вот ведь, — сказала Лиза. На минуту задержалась на пороге, вдохнула яблочный воздух, закрыла глаза. Ветер совсем разлахматил ее волосы.
— Проходи же, — слегка подтолкнула ее Катя. — Что застряла?
Она сосредоточилась, стараясь ненароком не пролить на ноги холоднющую воду, и потому не видела, какое счастливое лицо в этот момент было у Лизы.
5
Звонок звучал нетерпеливо. Надрывался. И как только дверь открылась и в квартиру ввалилась Катя, вместе с ней ворвались и ее громкие причитания:
— Холодно-холодно-холодно…
