Мне хотелось кричать, но я сидела как изваяние и не могла пошевелиться.
– Ты что так побледнела, Светланка? – спросил папа. От его участия во мне включились какие-то токи, я поднялась и ушла на кухню. Меня тут же догнала мама. Она держала в руках чистое вафельное полотенце.
– Свет, надо показать Иришку психиатру, – сказала она, открывая кран. – Ты замечаешь, у нее словно недостает душевности. Иногда такая внезапная жестокость…
Я стояла к маме спиной, она не могла видеть моего лица. Иначе она не стала бы выдвигать сейчас такие предложения.
– Моя дочь не нуждается в помощи психиатра, – тихо возразила я. – Присутствующие здесь взрослые в нем нуждаются больше, чем она.
Мама покачала головой, но спорить не стала. Она почувствовала мое напряжение.
Я не могла вернуться сейчас в гостиную. В этот миг я ненавидела их всех. Мне хотелось схватить Иришку и исчезнуть, но в кухню уже вплывала Элла Горина.
– Погадаем? – промурлыкала она.
Я совсем забыла, что идет святочная неделя и в нашем доме принято гадать. Вот и нашелся предлог хотя бы на время исчезнуть из гостиной.
Наверху, в комнате Киры, было почти светло от луны. Ксюха притащила блюдо с водой и пошла искать свечи.
– Не надо так переживать. – Элла обняла меня. – Если бы ты знала, сколько хлопот доставляла нам Ника! Помнишь, какая она была непоседа?
Конечно же, я помню, какой была в детстве Ника Горина. Когда они приезжали к нам, она подбивала меня гулять по крышам. Однажды я даже согласилась на ее авантюру. Я, кажется, уже училась в институте, а ей было лет девять-десять. Мы залезли на чердак новой девятиэтажки и оттуда выбрались на крышу. Жуть! Я до сих пор удивляюсь, как нас не сдуло оттуда ветром. Элла, пожалуй, не в курсе, как забавлялась Ника в подростковом возрасте. От меня у той секретов не было. Ника в красках описывала, как они с подружками забирались по пожарной лестнице на крышу местного Дома молодежи. После дискотек и субботних вечеринок там оставалось полно пустых бутылок. Так вот, девочки били эти бутылки. Стекло звенело, рассыпалось, образуя горы осколков. Крыша Дома молодежи становилась мечтой йогов. Нике доставляли удовольствие такие нестандартные развлечения.
Правда, я совсем не помню, какой была Ника, когда ей было четыре, как сейчас Иришке. В то время я, вероятно, слишком была занята своими собственными переживаниями.
– Девочки! Знакомый Лены явился, – заявила Ксюшка. – С цветами…
Пришлось спуститься. Знакомого звали Женей, и на вид ему было около сорока. Это был человек из толпы. На таких не задерживается взгляд. Но после первых же нескольких общих фраз, произнесенных Женей, стало ясно, что если бы Игорь не заупрямился и приехал с нами на юбилей, ему было бы с кем пообщаться. Он бы общался с Женей, ибо они – одного поля ягоды. Такие вещи обычно как-то сразу чувствуешь.
– Женечка мой! – повис на нем Кирюша и сразу заканючил: – Фейерверк будем делать?
Женя ответил, что фейерверк будет позже, когда основная часть юбилея закончится. Достал из кармана цветные календарики и разделил между детьми.
Настроение мое потихоньку выравнивалось. Таня подготовила поэтический монтаж, который мы должны были прочесть по бумажкам. Женя любезно согласился участвовать. У Тани и костюмы были готовы – мы нарядились в детсадовских детей, взяли в руки шарики и началось… Юбилей закрутился, одно перетекало в другое, и никому не было скучно. Танцевали, потом папа принес гитару, и Горин играл, а мама и Элла пели романсы.
Кирюша все канючил:
– Когда фейерверки, когда фейерверки?
И вдруг мы вспомнили про гадание и убежали наверх. Зажгли свечу. Вода в миске поблескивала таинственно.
– Кто первый? – шепотом спросила Ксюшка.
– Пусть Лена. Она не замужем.
– А твой Женя… женат? – поинтересовалась Элла. – Симпатичный мужчина.
– Конечно, женат, – вздохнула Лена. – Наверняка женат. Я, честно говоря, не успела поинтересоваться.
– А вы обратили внимание, как он с Кирюшей быстро нашел контакт?
– И с Иришкой.
– Дети чувствуют человека.
Лена зажмурилась и стала очень похожа на мою маму. Она обдумывала свой вопрос.
Лена растопила воск и вылила в воду. Он тут же рассыпался на мелкие капли.
– Ерундовина какая-то. На что похоже?
– Ну… яблоки, – предположила Ксюшка.
– Яблоко – символ греха, – вспомнила я.
– Точно. До чего же ты, Светланка, умная, – протянула Элла. – Тебя хоть в школе ценят?
– Ни слова о работе! – вскричала Лена. Она знала, что эта мозоль у меня болит.
– Загадала?
Все мои мысли, все мечты были связаны с Иришкой. Я и загадала – о ней.
Воск принял непонятную лохматую форму. Собака?
Пальцами я вытащила из воды то, что получилось, подняла к свету. Воск оставался теплым, податливым, готовым у меня в пальцах принять любую форму.
– Какая-то игрушка.
Дверь приоткрылась, полоска света разрезала комнату надвое.
– Что за тайное общество?
– Ника!
Вспыхнул свет, и в комнату ворвалась Ника Горина. Если сравнивать Нику с явлениями природы, то это – ураган. Торнадо. Не помню, видела ли я ее когда-нибудь с книжкой на диване или в кресле перед телевизором.
– Мамсик? И ты здесь? – Ника расхохоталась. – Все гадаешь на женихов! Жесть!
– Нос проколола! – ужаснулась Лена.
– А это там внизу твой новый дядечка? – подмигнула Лене. – Мент?
– Почему – мент? – не поняли мы.
– На нем написано, – отмахнулась Ника.
– Кажется, он охранником работает, – пожала плечами Лена.
– Значит, бывший мент.
Я всегда удивлялась ее способности с первого взгляда распознавать людей.
– Ты поздравила Киру Георгиевну? – поинтересовалась Элла. – Поедешь с нами?
Ника сначала кивнула, затем отрицательно покрутила головой. В порядке очередности вопросов.
– Время детское, мам. Мы в клуб, меня не ждите.
– Ты за рулем?
– Ну да…
Ника уже, пританцовывая, двигалась спиной к двери, на ходу раздавая нам воздушные поцелуи. Танцевали одновременно все ее части тела – длинные стройные ножки, гибкие изящные руки в браслетах с тонкими, унизанными кольцами пальчиками, милая головка с новым жгуче-черным цветом волос, узкие, почти мальчиковые, бедра и маленькая грудь.
«Танцуй, пока молодой…» – хотелось пропеть ей вслед, но она не нуждалась ни в нашем одобрении, ни в нашем осуждении. Она жила какой-то своей, недоступной и непонятной для нас жизнью.
– А ну-ка дыхни! – приказала Элла, на что Ника изящно изогнулась в нашу сторону и дунула на нас. Ее дыхание – смесь восточных благовоний и свежего ветра. От нее не пахло вином. Но я одна, пожалуй, поймала при этом ее взгляд. Это был взгляд взрослого человека, разговаривающего с детьми. Взгляд человека себе на уме.
