– Очень хорошо. Я уже отдохнула на всю оставшуюся жизнь. Передавайте Снежку привет. Пожелайте ему от меня долголетия и счастья. Не надо меня уговаривать, Геннадий Николаевич. И шутить не надо, пожалуйста. Что-то у меня сегодня плоховато с чувством юмора. Я все для себя решила, я возвращаюсь. Боюсь, что впечатлений мне и так хватит на долгие годы.
– Ты не смешная девчонка, я ошибся, ты вздорная самоедка. Что случилось, Вика, опомнись! Подумаешь! Да нормальные люди не придают значения таким мелочам. Выпила вина и потанцевала. Преступление, которое карается смертной казнью. Купалась ночью в море? Опять катастрофа. Ты ненормальная. Портишь жизнь по пустякам себе и людям. – Геннадий Николаевич заорал. Да какое право он имеет повышать на нее голос?
– Прекрати на меня орать, – выпалила Виктория Михайловна, не заметив в порыве, что беспардонно тыкнула в адрес своего кумира. – Да, я старая и глупая. Мне об этом уже говорили неоднократно. Но я такая, какая есть. И ничего менять не собираюсь, понятно? Даже ради внимания благородных и обходительных рыцарей. А если рыцари не готовы к такому повороту событий, пусть ищут прекрасных дам в другом месте. – Господи, что она несет? Хороша благородная дама. Точно не помнит, сама она приняла вчера душ или кое-кто помог соблюсти гигиену. Опять же милые подробности выясняются. Оказывается, она вчера ночью покоряла не только Балканского, но и Средиземное море.
Геннадий Николаевич с изумлением посмотрел в ее сторону, нахмурился, бросил на стол салфетку и поднялся.
– Хорошо, собирайся. Сейчас я решу кое-какие организационные моменты, и поедем, – недовольно буркнул он и вышел из номера.
На обратном пути не радовали ни пейзажи, ни солнышко, ни приятная музыка. Виктория Михайловна забилась на заднее сиденье, сидела там тихой мышкой и страдала изо всех сил всю дорогу. Балканский наверняка обиделся и решил больше не связываться с сумасшедшей бабой. Ни словечка, ни взгляда в ее сторону. Вцепился в руль и занялся исключительно дорогой. А чего удивляться? Она сделала все возможное и невозможное, чтобы довести человека до невменяемого состояния. Откуда в ней, спокойной, сдержанной, ни с того ни с сего прорезались истерические интонации? Амбиции дамские, которых сроду не было, поперли. Вела себя сначала как дура, а потом как хамка со стажем. Все было настолько глупо и безнадежно, что не хотелось жить. Организм, к великому счастью, оказался умнее головы. Виктория Михайловна не заметила, как уснула. Сработала защитная реакция. Очнулась несчастная оттого, что машина остановилась. Виктория Михайловна не сразу поняла, что путешествие закончено. Она решила, что Геннадий Николаевич задумал сделать небольшую остановку в пути. Поэтому ее особо не удивило, что он вышел из машины и открыл дверь с ее стороны. Остановка так остановка. Она человек подневольный. Спасибо, что не пришлось тащиться обратно на автобусе.
– Ау, на палубе! – Балканский нагнулся, заглянул внутрь и протянул Виктории Михайловне руку. – Просыпайся, соня, приехали.
Плохо соображая, Виктория Михайловна выбралась наружу. Машина стояла во дворе, только все вокруг было незнакомо. Она никогда здесь раньше не была, это совершенно точно.
– Геннадий Николаевич, вы куда меня привезли?
– Домой.
– Я не здесь живу.
– Я знаю. Только после сегодняшней ночи я считаю, что нам пора познакомиться поближе. Я же был у тебя в гостях, теперь твоя очередь нанести ответный визит.
У Виктории Михайловны подогнулись ноги. Балканский вел себя по-хозяйски уверенно, без капли сомнения и был непоколебим в своей правоте. Ее мнение не учитывалось, словно заранее между ними все было решено. Сумочку с вещами подхватил, уверенно своей ручищей обнял за плечи. Значит, все ее самые страшные опасения выросли не на пустом месте. Вот умница, вот красавица, все сумела, все успела сделать. Как себя вести? Строить из себя принципиальную, неприступную и порядочную даму поздно. Кроме насмешек и презрения такое поведение не вызовет ничего. А! Пропади все пропадом. Она не будет больше бунтовать и корчиться в нравственных муках. Пусть все идет своим чередом, а там будь что будет. Бессмысленно злиться на себя бесконечно. Что сделано, то сделано, невозможно вернуться назад и перечеркнуть то, что случилось, даже если она ничего не помнит.
Не успели они переступить порог дома, как Балканский бросил вещи и, ни слова не говоря, подхватил Викторию Михайловну на руки. Она не успела опомниться, как Геннадий Николаевич миновал холл и стал подниматься по лестнице на второй этаж. При этом выражение лица у него было напряженное, почти злое. Голова кружилась непонятно от чего, то ли от страха, то ли от счастья. Дыхание перехватило, а сердце замерло. Вот они на втором этаже, еще несколько шагов, – Балканский бьет ногой в дверь, та поддается, и они оказываются в спальне. Еще миг – и Виктория Михайловна на кровати, в крепких мужских объятиях. И – о небо! Еще секунду назад она была на грани отчаяния и решила, что между ними все кончилось. А сейчас обрадовалась так, что хотелось кричать или плакать. Никто никогда не целовал ее так нежно и страстно. Сердце захлебывалось от любви и нежности. А может быть, это снова был только сон? Нет, не сон. Его руки, губы, запах, ласки не давали опомниться. Только бы не потерять сознание, чтобы ничего не забыть! Не успела эта мысль сформироваться, как любовь своей бесконечной властью приказала не думать ни о чем и повела за собой в свою волшебную страну.
Возвращаться из сказочной страны грез не было ни малейшего желания. Виктория Михайловна поняла, что такое быть на седьмом небе от счастья. Она забыла про возраст, условности, неприятности, переживания, телефон. Прежняя жизнь, которая была у нее до эры Балканского, перестала иметь значение. Сейчас, в этот момент, не было ничего важней любимого. Нежность переполняла ее душу и тело. Как же это здорово – жить и дышать ради любимого! Прикосновение, дыхание, невольный вздох, который отзывается мгновенно в любящем сердце. И полное взаимопонимание – что может быть выше этого!
Они опомнились через много часов. Виктория Михайловна не понимала, какое сейчас число и сколько прошло времени. Неожиданно, нарушая безмятежную картину счастья, где-то под ложечкой зашевелился голос совести. Он противно и назойливо напоминал, что нельзя вести себя столь безрассудно в зрелом возрасте, что кроме страсти, любви и прочих вздохов в жизни имеются и другие обязательства, о которых она не имела права забывать просто потому, что она человек разумный.
– Гена, – прошептала счастливая Виктория Михайловна, ей так было приятно еще раз произнести это имя. Самое лучшее на земле. Балканский понял все и сразу.
