— Но я не сидела дома, — проговорила уязвленная Тоня, — я преподавала в художественной школе…
— Ну и какую часть семейного бюджета составлял твой заработок?.. Молчишь? Я подскажу: примерно одну двадцатую. Но я решил: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. В конце концов, если это придавало тебе особую значимость в собственных глазах… Это меня тоже устраивало в тебе: этакое негромкое желание работать. В школе. За небольшой оклад. Ты ведь не хотела во что бы то ни стало делать карьеру?
Тоня как зачарованная кивнула.
— Вот. У тебя было невинное развлечение, и все, никаких особых амбиций. А я, прежде чем женился, насмотрелся на жен-карьеристок, жен-активисток, жен-бизнесменш… Брр!
— В общем, я была бессловесной, тихой и неинтересной…
— Между прочим, хорошей женой. Пока не решила полезть не в свое дело.
Вот оно, начинается! Сейчас он скажет: ты слишком много знаешь! Или что говорят в таких случаях тем, кого хотят убить?!
Но Михаил не делал никаких резких движений, не пытался к ней подвинуться, протянуть к ней руки, так что напряжение Тоню немного отпустило.
— Послушай, — продолжал говорить он, — я услышал краем уха на этой Надеждиной вечеринке… Ты стала делать скульптуры?
— Деревянные, — кивнула Тоня.
Михаил взял ее за руку, потрогал ладонь.
— И правда, мозоли. Ты меня удивляешь. У меня вообще впечатление, что я женился вовсе не на той женщине. Вернее, как будто моя жена ушла и не вернулась, а теперь под ее фамилией живет какая-то другая женщина.
— Скорее всего ты меня просто не знал. Как, впрочем, и я тебя… Но ты не откажешься ответить на вопрос, не совсем относящийся к нашей с тобой беседе?
— Задавай, — милостиво согласился он.
— Как ты узнал, что Надин муж — Грэг — умер?
— Элементарно. Я официально обратился в посольство США — у меня есть такие возможности — с заявлением Надежды о разводе.
— Она сама его написала?
— Я сам его написал! — рассмеялся он. — Да какая разница? От них мне нужна была всего лишь реакция. И она последовала. Заявление мадам Нади Грэг Хендерсон не может быть удовлетворено по причине смерти ее мужа Грэга Хендерсона.
— А я, честно говоря, думала, что ты ее обманул.
— Хорошего же ты мнения о собственном муже!
— Да уж не лучшего.
— Ты меня расстроила. Я считал, что наш брак еще можно спасти.
— Теперь убедился, что это не так? Ну так отпусти меня!
Он отодвинулся подальше и с усмешкой посмотрел на Тоню.
— Я думал, ты уже наигралась. Неужели тебя привлекает роль женщины с мозолистыми руками? Так всю жизнь и будешь одна жить?
— Почему одна? Ты хочешь сказать, что, кроме тебя, никто из мужчин на меня не посмотрит?
— Посмотрит. Такой, например, как мой приятель Лавр. Но ему нужна совсем другая женщина.
— Какая же?
— Деятельная, энергичная. Та, которая станет на себе тащить семейный воз. Ты посмотри: я сказал ему — поезжай, он и поехал. Без вопросов. Привык плыть по течению. Вот и станете вы жить как две щепки, которые волны носят от берега к берегу.
— Иными словами, кроме Лавра, для меня ничего не найдется?
— Да посмотрел я на мужиков на этой вашей вечеринке. Ни одной личности. Я имею в виду из холостых мужчин. Если, конечно, не считать этого колченогого мента. Костя вроде его звать.
Тоня вспыхнула:
— Да кто ты такой, чтобы давать людям свои ублюдские оценки!
— Ого! — весело удивился он. — Мы уже начали грубить. Милая, посмотри туда, в темноту. Одно мое движение рукой — и ты на пути к вечности. Не боишься?
— А чего ты мне угрожаешь?
— А чего ты меня злишь? Ну кому понравится смотреть на свою собственность, которая вдруг вышла из повиновения?
— В каком смысле — собственность? — пролепетала Тоня; она шаг за шагом отдавала позиции, каковые прежде отвоевала, уехав от Михаила. Еще немного, и она окончательно разнюнится… если не возьмет себя в руки.
— В таком. Я тебя пронумеровал и к себе пришпилил. Ты — моя первая и единственная жена.
— Я, конечно, польщена, — выговорила Тоня, словно освобождаясь от липкой паутины зависимости, — но неплохо бы и у меня спросить, хочу ли я быть к тебе пришпиленной.
— А я уже спрашивал, когда предложил тебе выйти за меня замуж. Ты сказала «да», не так ли? Обратного хода нет.
— Мы и правда с Надеждой чем-то похожи, — задумчиво произнесла Тоня. — Она в рабство угодила в этой своей Америке, а я — не выезжая из России.
— Похоже, — насмешливо кивнул Михаил, — только меня не так-то просто со свету сжить. Да у тебя бы решительности не хватило, этим ты от Надьки и отличаешься. К тому же твое рабство разве настоящее? Как сыр в масле каталась.
— А теперь больше кататься не хочу!
— Да брось ты строить из себя феминистку. У тебя дыхание короткое, на длинную дистанцию все равно не хватит. Антонина ушла от мужа! Юмористический роман… Но я все никак не получу ответ на свой вопрос: почему ты ушла? Всякие там рефлексии — это же ерунда. Ну, на какое-то время я тебя оставил, у меня были неприятности, но это же временно. Разве не должна жена вместе с мужем преодолевать трудности? А ты не могла немного потерпеть…
— Чего? Того, что ты меня убьешь?
У Тони неведомо почему вырвалась эта фраза, которую она никогда бы не хотела произносить.
Но она не застала Михаила врасплох. То есть Тоня представляла себе, что у него должны забегать глаза, чуть ли не затрястись руки, он должен что-то лепетать…
Отнюдь. Михаил с сожалением посмотрел на нее, как смотрят на душевнобольного, которому медицина не в состоянии помочь.
— Тебе это кто-нибудь подсказал или ты сама придумала?
— Сама. Я открыла твой тайник и увидела то, что, кажется, не должна была видеть…
— Имеется в виду дарственная?
— Может, скажешь, что Элина отдала тебе ее по доброй воле? Отдала и наложила на себя руки?
— Нет, конечно, на самоубийство ее смерть никак не тянула, потому что она физически не могла бы ударить себя ножом в спину.
— И ты совершенно ни при чем?
— Боже, Тато! Ты хоть представляешь, сколько денег принесла мне ее дарственная? Двести пятьдесят штук зеленых! Представляю, сколько стоила бы четырехкомнатная квартира в центре Москвы! Но я торопился. К тому же мне не хотелось мелькать во всех конторах, которые оформляли продажу квартиры. Пришлось уступить риелторам. Тысяч двадцать со сделки они поимели… Зато сделали все по закону, так, что комар носа не подточит!
— Ты тот же, что и всегда. Сказал все, кроме того, о чем я спрашивала. Это ты убил Элину?
— Вот еще, делать мне нечего! Я занял ей деньги. Большую сумму.
