В который раз Сэйди влюбилась в эмоционально холодного мужчину. Только теперь она влюбилась гораздо сильнее, но, как и в случае с другими эмоционально холодными мужчинами, которые занимали какое-то место в ее жизни, она сумеет забыть его.
Сэйди остановила «сааб» перед домом, взяла сумку с вещами и клатч с заднего сиденья. Сестры Партон все еще были где-то здесь, но когда она зашла в дом, там стояла тишина. Копия завещания отца лежала на пачке писем и других документов на столике у входа. Сэйди бросила сумки и унесла пачку на кухню. Вытащила диетическую колу из холодильника и подошла к столу, где однажды сидел Винс, поедая особый завтрак Каролины для работников ранчо.
Сэйди пролистала завещание, включая письмо, которое отец написал для нее, и улыбнулась. В отличие от прошлых поколений Холлоуэлов, она собиралась модернизировать дом. Сдать на хранение всю мебель из спальни отца и перевезти туда свои вещи. Диван, обитый коровьей кожей, и все портреты лошадей отца также отправятся на склад. Если уж жить в «Джей Эйч», то надо сделать ранчо своим. Еще Сэйди серьезно подумывала о том, чтобы снять бесчисленные портреты в коридоре наверху. Она не хотела, чтобы если и когда у нее появятся дети, все эти предки пугали их так, как пугали ее.
Сэйди добралась до той части завещания, где шла речь о любом неупомянутом бенефициаре, что, по ее предположениям, относилось к ребенку или детям, которые могли у нее появиться. Поднеся бутылку колы к губам, Сэйди нахмурилась. То ли она ослышалась, то ли оговорка была прочитана неправильно, но там было написано о трастовом фонде для неупомянутого бенефициара. Который родился десятого июня тысяча девятьсот восемьдесят пятого года в Лас-Крусесе, Нью-Мексико.
Десятое июня тысяча девятьсот восемьдесят пятого? Какого черта это значит? Лас-Крусес, Нью-Мексико? Значит, фонд не для нее. Она родилась в Амарильо. И он не имел никакого отношения к детям, которые могли у нее родиться. Что же это значит?
Хлопнула задняя дверь, и Сэйди подскочила.
- Я видела, как ты подъехала, – сказала Клара Энн, входя в кухню. – Если хочешь есть, могу принести тебе что-нибудь из летней кухни.
Сэйди покачала головой.
- Клара Энн, ты была здесь, когда оглашали завещание отца.
- Конечно была. Какой печальный день.
- Помнишь это?
- Что, сладкая? – Клара Энн склонилась над документом, и ее волосы упали на плечо. Она покачала головой. – Что это?
- Я не уверена, но зачем папа создал трастовый фонд для неупомянутого бенефициара, родившегося десятого июня тысяча девятьсот восемьдесят пятого года в Нью-Мексико?
Клара Энн наморщила нос.
- Так здесь сказано?
- Мне кажется, да. Ты слышала, чтобы об этом говорилось в офисе адвоката в тот день?
- Нет, но ты не можешь полагаться на меня. В тот день я рассыпалась, как рубашка из муки. – Клара Энн выпрямилась. – Десятого июня тысяча девятьсот восемьдесят пятого года... - задумчиво протянула она и прикусила язык зубами. – Интересно, не связано ли это с Марисоль? Она уехала в такой спешке...
Сэйди поставила колу на стол.
- С кем?
- Спроси мистера Кунца, – посоветовала Клара Энн и сжала губы.
- Спрошу. А кто такая Марисоль?
- Не мое дело говорить об этом.
- Ты уже сказала. Кто такая Марисоль?
- Няня, которую твой отец нанял после смерти твоей матери.
- У меня была няня?
- Всего несколько месяцев, а потом она уехала. Вот только что была здесь и уже нет. – Клара Энн сложила руки под грудью. – Она вернулась примерно через год с ребенком. Мы никогда не верили, что это малыш твоего отца.
- Что? – Сэйди вскочила, прежде чем поняла, что делает. – Какой малыш?
- Девочка. По крайней мере, одеяльце было розовым. Если я правильно помню.
- У меня есть сестра? – С ума сойти. – И я слышу об этом только сейчас?
- Если бы у тебя была сестра, отец сказал бы тебе.
Сэйди потерла лицо ладонями. Может, да. Может, нет.
- И разве ты не думаешь, что все в городе болтали бы об этом? – Клара Энн покачала головой и опустила руки. – Они все еще обсуждали бы это за ужином в «Ужине дикого койота».
Это было похоже на правду. Если бы у Клайва Холлоуэла имелся незаконнорожденный ребенок, это было бы темой века за любым столом в городе. И Сэйди точно услышала бы что-нибудь.
- Хотя, с другой стороны, только мы с Каролиной были здесь, когда заявилась Марисоль. И мы никогда не рассказывали об этом.
ГЛАВА 18.
За десять лет бар «Роад килл» не сильно изменился. Из старого вурлитцеровского музыкального автомата звучала музыка кантри. Стены все еще украшали старые дорожные знаки и чучела животных, а любители моды могли купить ремни из змеиной кожи и сумки из кожи броненосца, выставленные позади барной стойки из красного дерева. Владелец «Роад килл», помимо всего прочего, занимался набивкой чучел. И поговаривали, что Вельма Паттерсон, благослови ее Господь, наняла его, чтобы сделать чучело своей бедной собачки Гектора – несчастной жертвы какого-то водителя-маньяка.
Сэйди устроилась за столиком в дальнем углу под чучелом койота, чья голова скалилась с потолка. Приглушенные огни отражались от рыжего начеса Диан, сидевшей напротив: подруги решили опрокинуть по парочке «маргарит». Диан позвонила несколько часов назад и уговорила встретиться в баре. Не то чтобы ей пришлось выкручивать Сэйди руки. У той все равно не было никаких занятий, а мыслей - хоть отбавляй. Этим утром она встретилась с мистером Кунцем и обнаружила, что в последние двадцать восемь лет ее отец поддерживал «неупомянутого бенефициара». Не было никаких подтверждений отцовства Клайва. Или хотя бы какого-то имени, имевшего отношение к счету в «Уэлсс Фарго банке» в Лас-Крусесе. По крайней мере, так сказал адвокат отца, но Сэйди ему не поверила.
- Я всегда стараюсь уехать на выходной, если мой бывший забирает мальчиков, - делилась Диан, попивая коктейль.
Сэйди предпочла свою «маргариту» со льдом. Меньше шансов затуманить мозг. Для похода в «Роад Килл» она надела простой белый сарафан, синий кардиган и сапоги. Чем чаще Сэйди носила сапоги, тем лучше понимала, почему они ей так нравились. Они отлично сидели, облегая ноги, как перчатка.
- Дом слишком тихий без мальчиков.
Сэйди кое-что знала о тихих домах. Когда сестры Партон уходили на ночь, ее дом становился слишком тихим. Настолько, что она могла слышать лошадей отца в конюшне. Настолько, что замирала в ожидании звонка телефона, который всегда молчал, сигнала смс, которые никогда не приходили, и рева мотора пикапа, который не подъезжал к входной двери.
