Барбара Брэдфорд - Быть лучшей

С трудом отведя взгляд от обворожительной Арабеллы, он повернулся к Энди Джонсу и заговорил с ним о спорте.

– Зачем это тебе понадобилось? – прошептал Джонатан на ухо Сьюзен, когда они, закончив ужин, зашли в гостиную. Остановившись у камина, они ждали, пока официант-филиппинец подаст кофе.

– Понадобилось что? – спросила она, обегая взглядом комнату.

Элвина, к счастью, не было поблизости.

– Сводничать. – Джонатан незаметно погладил ее по спине.

– Оставь, Джонни, могут увидеть, – прошептала она.

– Ладно, признавайся, ведь это возбуждает тебя.

– Что за чушь! – прошипела она, яростно повернулась к нему, но тут же взяла себя в руки, притворно улыбнулась и, глубоко вздохнув, ровным голосом сказала:

– Может, мне не по себе от того, как у нас все кончилось. Может, это я так перед тобой извиняюсь. Ты всегда был для меня особенным, ни с кем не сравнимым любовником. Никого лучше у меня не было. К тому же, я впервые сводничаю, как ты изволил выразиться. Я бы лично предпочла другое слово – «знакомлю»…

Джонатан ухмыльнулся. Он представил себе, каково было бы оказаться в постели сразу с обеими. Получилась бы захватывающая комбинация. Только знал, что ни та, ни другая на это не пойдут. Когда речь идет о сексе, англичанкам явно не хватает воображения. А уж тем более этим двум – дочери графа и дочери врача. Безнадежно.

– Но ведь я оказалась права, а, Джонни? – говорила Сьюзен. – Арабелла – само совершенство, как тебе кажется?

– Если судить по внешности, то да. – Он секунду помолчал и продолжил с явной издевкой: – Тем не менее окончательное суждение я смогу вынести только после того, как сниму с нее эти элегантные одежды и пересплю с ней.

Он не сводил со Сьюзен глаз, а потому заметил, что в глубине ее зрачков что-то мелькнуло. Что это было? Ревность? Злость? Или то и другое вместе? Мысль о том, что он хоть так может ей отомстить, позабавила его. Ему не хотелось дрязг, но все же где-то в глубине души саднило от того, как она порвала с ним.

Повисло напряженное молчание.

В конце концов Сьюзен как бы невзначай обронила:

– Как жаль, что меня не будет в Гонконге и я не смогу выслушать твой отчет.

– А может, и сможешь.

– Вот как? – она удивленно посмотрела на него.

– Дело в том, что завтра я иду к Арабелле в лавку. Ближе к вечеру. А потом мы двинем ко мне чего-нибудь выпить. Перед ужином, интимным ужином. И не исключено, что потом мы перейдем к еще более интимным занятиям. У меня на это большие надежды.

– Ах ты подлец, – едва слышно, но так, чтобы он разобрал, пробормотала она.

– Но ведь, любовь моя, ты сама затеяла все это, – заметил Джонатан улыбаясь. В этот момент он почувствовал благодарность к Сьюзен. Арабелла Саттон – это вызов. А он не сталкивался с вызовом уже много лет.

Через несколько часов Джонатан сидел в своей спальне у окна, задумчиво глядя в безоблачное небо на котором сверкали мириады звезд. Комната была погружена в полную тьму. Только полная луна светила, бросая вокруг серебряный отблеск. Джонатан вертел в пальцах маленький гагат. Этот талисман был с ним с того самого момента, как он приехал в Гонконг.

Джонатан думал о двух женщинах, с которыми только что столкнулся.

Одна – его кузина Пола О'Нил. Другая – чужая, манящая Арабелла Саттон. Обе неотвязно преследовали его, хоть и по-разному. Джонатан с усилием отделил один образ от другого и пообещал себе: «Одну из этих женщин я уничтожу. Другую завоюю».

Дав себе такую клятву, он удовлетворенно вздохнул. Поднявшись с кресла, сбросил рубашку из голубого китайского шелка и медленно направился к кровати. Ему не удалось сдержать самодовольную улыбку. В том, что он добьется успеха, сомнений не было. Это лишь вопрос времени.

Все складывалось наилучшим образом.

Стоило начаться танцам, как Пола окончательно поняла, что вечер будет просто замечательный. Большой бальный зал в «Кларидже» был убран в соответствии с ее пожеланиями и выглядел изумительно. Отказавшись от традиционного убранства, она велела декораторам из художественного отдела оформить зал в серебристо-белых тонах. И вот теперь на столах лежали белоснежные скатерти, в серебряных подсвечниках горели белые свечи, в хрустальных вазах стояли белые цветы. Вдобавок к этому по всему периметру зала в больших вазах благоухали белоснежные лилии, орхидеи, хризантемы, гвоздики.

Бальный зал представлялся Поле зимним ледяным Дворцом. Он сверкал и серебрился и в то же время сохранял известную строгость, не затмевая роскошных гостей. Дамы были поистине великолепны в своих модных платьях и драгоценностях, а мужчины в безупречных смокингах.

Пола была счастлива – пришли все приглашенные. Помимо членов семьи, здесь были близкие друзья, высокопоставленные высшие служащие компании, почетные гости и масса знаменитостей.

Пола не без гордости отметила, что ее родственники, особенно женщины, выделялись даже на этом блестящем фоне: кузина Сэлли, графиня Дунвейл, в платье из голубой тафты, со знаменитыми фамильными сапфирами на шее; Эмили – воздушное видение в шелках темно-рубинового цвета и потрясающем бриллиантово-рубиновом ожерелье и серьгах, которые подарил ей Уинстон на Рождество; сестры Эмили по матери, близнецы Аманда и Франческа, бойкие и изящные, одна в красном шифоне, другая в алой парче; веселая рыжеволосая золовка Миранда… у нее свои законы в отношении моды. Сегодня на ней было платье из коричневого атласа – простое, строгое, без бретелек, и к нему – длинный палантин и старинное ожерелье с бриллиантами и топазами.

Пола перевела взгляд на трех сестер. Они сидели за ближайшим столиком и оживленно беседовали.

Ее мать Дэзи, весьма эффектная в темно-зеленом шифоне и изумрудах, которые Пол подарил Эмме почти полвека назад; тетя Эдвина, вдовствующая графиня Дунвейл – ей за семьдесят, голова седая, сухонькая, но выглядит по-королевски в черных кружевах и бриллиантовом ожерелье – его ей подарила Эмма в последнее свое Рождество.

Младшая и старшая дочери Эммы Харт. Обе рождены вне закона, и связывает их, пожалуй, только это да еще глубокое сострадание, которое Дэзи испытывает к старшей сестре. А между ними – средняя, законная дочь, тетя Элизабет. Все еще красавица, волосы как вороново крыло и выглядит вдвое моложе. Нынче она совершенно неотразима в серебряной парче и королевском уборе из рубинов, изумрудов и бриллиантов.